– Констебль Шон Петриковски, отдел поиска пропавших, – представился он. – А это Кайра Транквада, коронерская служба Британской Колумбии.
Молодая женщина вышла вперед и протянула руку. На ее непромокаемой куртке был логотип коронерской службы.
– Я работаю в отделе идентификации и чрезвычайных ситуаций, – добавила она.
– А в чем дело? – машинально спросила Энджи, перебирая в уме последние дела, над которыми работала. Кто из ее подследственных заинтересовал этих двоих?
– Мы можем где-нибудь поговорить? – спросил Петриковски.
Энджи поколебалась:
– Идемте.
Она пропустила визитеров в длинный коридор и повела к допросной Б, куда вошла последней и плотно прикрыла дверь. Это был один из самых маленьких кабинетов – двустороннее зеркало скрывало тесную нишу для наблюдателей, стол придвинут к стене, рядом три стула. В дальнем углу под потолком скрытая камера и микрофон.
– Садитесь, – предложила Энджи и присела сама.
Транквада поставила сумку на пол и сняла куртку. Вешая ее на спинку стула, она пристально глядела на сапоги Энджи. Безотчетный трепет в груди усилился.
Гости сели. Петриковски положил папку на стол перед собой, покосился на двустороннее зеркало и кашлянул:
– Спрошу для официального подтверждения: вы являетесь Анджелой Паллорино, приемной дочерью Джозефа и Мириам Паллорино?
Эффект этих слов походил на удар кувалдой по темени. У Энджи кровь отхлынула от лица.
– Что случилось? – не выдержала она. – С матерью что-нибудь или с отцом?
– Значит, вы подтверждаете, что вы Анджела Паллорино?
– Да, да, я Анджела Паллорино! – раздраженно перебила Энджи. – Дочь Джозефа и Мириам Паллорино. Да, меня удочерили. Откуда вы это знаете и какое это имеет значение?
Петриковски с непроницаемым лицом открыл папку, где поверх документов лежала фотография, которую он положил перед Энджи.
У Паллорино занялось дыхание при виде грязной детской кроссовки, которую показывали в новостях. Той самой, которую выбросило на берег в Цавассене, – с желтовато-серым содержимым. К горлу поднялась тошнота вместе с беспричинным желанием бежать.
«Утекай, утекай! Беги, беги!»
– Вы узнаете эту кроссовку?
С забившимся сердцем Энджи медленно подняла глаза и посмотрела на «маунти», потом перевела взгляд на Транкваду.
«Я из отдела по идентификации и чрезвычайным ситуациям…»
– Похоже на обувь, которую я видела в новостях, – тщательно подбирая слова, ответила она.
– Ее нашли…
– Я знаю, где ее нашли, – отрезала Энджи. Тревога в ней росла. – Я же сказала, я смотрела новости!
Транквада сглотнула и смущенно двинулась на сиденье.
– А где-нибудь еще вы эту кроссовку видели? – спросил Петриковски. – Может, не сейчас, когда-нибудь давно?
– Что за бред вы несете?
Транквада нерешительно дотянулась до фотографии:
– Мы выделили образец ДНК из останков в этой кроссовке и неожиданно получили полное совпадение с человеком, который есть у нас в базе.
В ушах Энджи начался какой-то гул.
– ДНК совпадает с вашей, миз Паллорино, – сказал Петриковски. – Ткани идентичны.
Глава 22
Энджи не могла отвести глаз от кроссовки на фотографии. Маленький спасательный плот, контейнер для хранения, надежно защитивший содержимое от подводных падальщиков. Могла приплыть откуда угодно… Паллорино чувствовала себя как Алиса в кроличьей норе – все падала и падала, уносясь по спирали куда-то вниз, где все происходящее не имеет смысла. «Маунти» Петриковски с кислым лицом внимательно следил за ней. Транквада тоже не сводила взгляда.
Энджи подалась к столу, открыла рот, закрыла, снова открыла и сказала:
– Не поняла. – Она поглядела на Транкваду: – Как понимать – идентичная ДНК? Вы хотите сказать, что у меня была монозиготная сестра-близнец?
– Если у вас две ноги, то, скорее всего, да, – с готовностью ответила Транквада.
– Разумеется, две! – огрызнулась Энджи.
– Не исключено, что произошла ошибка или имело место случайное совпадение. Изредка у двух разных людей встречаются одинаковые профили ДНК, – обычно невыразительные глазки Транквады сверкали: ее живо интересовал такой редкий случай. Как профессионал, Энджи могла ее понять, но сейчас ее обуревали совершенно другие ощущения.
Транквада продолжала:
– Нами был проведен ПДРФ-анализ, широко применявшийся с восемьдесят шестого и до начала двухтысячных, но мы бы хотели заново взять у вас образец клеток и перепроверить данные. Я возьму соскоб с внутренней стороны щеки прямо сейчас, если вы не против.
Дважды за один день?! Да они издеваются!
– Почему моя ДНК вообще в базе вашего ведомства, уважаемая? – отрывисто спросила Энджи. Напряжение росло. – И в национальной базе меня быть не может – я же не осужденный преступник!
– Сведения о вашей ДНК были поданы в службу поиска пропавших полицией Ванкувера, – ответил офицер Петриковски.
– Не знала, что у ванкуверской полиции есть моя ДНК!
– А у них и нет, – загадочно ответил Петриковски. – Это Арнольд Войт подал ваши данные, прежде чем уйти на пенсию.
– Он заполнил запрос на розыск пропавшего, – поспешила объяснить Транквада, – приложив профиль ДНК неизвестной девочки из «ангельской колыбели»… – она проворно выставляла из сумки на стол все необходимое для взятия образца. – Наш отдел специально создали для идентификации человеческих останков, найденных по всей провинции, чтобы все делалось централизованно…
Внутри у Энджи словно натянулась струна.
– До этого розыск пропавших проводился полицейскими управлениями в границах соответствующей юрисдикции, а у них и своей работы полно… Но для работы нам была необходима информация по пропавшим, а это спектр полномочий полиции, а не коронерской службы, и тогда мы придумали такую систему: наш отдел рассылает запросы о пропавших людях во все отделения, там сотрудники поднимают старые нераскрытые дела и заявления о пропавших без вести – от младенцев до стариков – и заносят эти сведения в стандартную форму, указывая имя, вес, рост, татуировки, если есть, по возможности прилагая копию зубной карты, профиль ДНК и тому подобное. Все это заносится в нашу геоинформационную систему, ГИС. Мы редко получаем настолько полное совпадение, но если уж случается, то это такой восторг…
Энджи не могла дышать. Кожу покалывало от жара под плотной формой.
– Прекрасно, – проговорила она, – я сдам образец.
Транквада не стала медлить. Она открыла пластмассовый контейнер, надела перчатки, вынула из стерильной упаковки щечный тампон и встала. Энджи открыла рот, глядя на Петриковски, пока Транквада мягко потерла и покрутила стерильный тампон о ее щеку изнутри. Пять-десять секунд – стандартное время, чтобы клетки слизистой попали на кончик тампона, Энджи все это знала. Только сейчас она была, так сказать, по другую сторону допросного стола, хоть и в полицейской форме.
– Я даже думала, может, вы протез носите, – разговорилась Транквада, осторожно извлекая палочку с соскобом изо рта Энджи, стараясь не коснуться губ и зубов. Тампон отправился в специальный конверт. – Вдруг вы лишились ноги в детстве – ну, при несчастном случае на воде или при крушении самолета над океаном, и вот стопу наконец прибило к берегу…
Энджи вытерла губы, показавшиеся ей сухими.
– Сколько кроссовка пробыла в воде? –
