штабы — на замаскированных командных пунктах, как правило, в лесных массивах. 18 июня на готовность № 2 перешел Северный, а 19 июня — и Балтийский флот. Очевидно, что командующие флотами и флотилиями, а также отдельными военными округами заранее начали подготовку к отражению возможной агрессии, которая могла начаться именно 22 июня 1941 г. Что касается Прибалтийского и Одесского военных округов, то это не тема нашего разговора, а вот в отношении ВМФ — тут однозначная заслуга его наркома, адмирала Николая Герасимовича Кузнецова. Другое дело, как этой «подсказкой» воспользовались на флотах. Например, мы знаем, что балтийцы начало войны банально проспали.
В 01:15 22 июня нарком ВМФ объявил Черноморскому флоту оперативную готовность № 1. К моменту начала фактических военных действий на эту оперативную готовность в главной базе флота перешли 61-й зенитный артиллерийский полк, 1-й, 2-й, 3-й и 116-й артиллерийские дивизионы береговой обороны, двенадцать самолетов на аэродроме Бельбек, ЭПРОН. Севастополь затемнили, а весь личный состав собрали на корабли и в части флота. До начала военных действий на оперативную готовность № 1 перешли также Дунайская военная флотилия и ряд кораблей, частей и подразделений военно-морских баз. В 03:10 на оперативную готовность № 1 перешли Батумская, в 03:25 Одесская, в 03:30 Николаевская и в 04:55 Новороссийская военно-морские базы.
Военные действия на Черноморском театре начались в 03:07 22 июня постановкой германской авиацией мин на входном фарватере в Севастопольскую бухту. В налете участвовало пять самолетов, из которых минимум четыре несли по две донные парашютные мины. По крайней мере две мины попали на берег, где сработали самоликвидаторы. Согласно «Хронике Великой Отечественной войны Советского Союза на Черноморском театре» первый ощутимый бомбовый удар по Севастополю германская авиация нанесла 30 сентября. До этого, по-видимому, имели место минные постановки, так как все единичные взрывы фиксировались ночью одновременно с падением мин на внешнем рейде.
Но регулярные налеты на главную базу флота начались в последние дни октября. Это важно с той точки зрения, что в течение первых четырех месяцев войны органы управления Черноморского флота работали в Севастополе в относительно комфортных условиях, практически не ощущая на себе реального воздействия противника.
Что касается минных постановок, то в течение первого месяца войны авиация противника произвела шесть налетов с целью минирования рейдов Севастополя. По данным штаба Черноморского флота с 22 июня по 7 июля, когда попытки заградить выход из главной базы проводились с наибольшей интенсивностью, вражеская авиация сбросила на подходах к Севастополю 44 неконтактных мины. Из них 24 упали непосредственно на выходе из Северной бухты. Кроме Севастополя, в течение первого месяца войны германские самолеты дважды минировали выход из Днепровско-Бугского лимана.
Минно-заградительные действия противника в начале создали значительное напряжение для судоходства в районе Главной базы флота и вызвали потери в боевых кораблях и вспомогательных судах. В первые же дни войны у Севастополя на германских минах подорвались эскадренный миноносец «Быстрый», паровая шаланда «Днепр», буксир СП-12 и 20-тонный плавучий кран. К борьбе с неконтактными, и прежде всего с донными минами советский ВМФ готов не был. И это при том, что впервые с подобным оружием мы столкнулись еще в годы Гражданской войны и борьбы с иностранными интервентами. Правда, немцы не применяли неконтактные мины массированно, и это позволило чисто организационными мерами в сравнительно короткий срок несколько ослабить минную опасность в районе Севастополя, корабли и суда по фарватеру продолжали выходить из базы и заходить в нее.
Уже в 06:00 22 июня из Москвы ушла директива наркома ВМФ о начале постановки оборонительных минных заграждений, а в 09:29 — о развертывании подводных лодок в район между Констанцей и Сулиной, между Констанцей и Бургасом, но вне территориальных вод Болгарии. Подлодкам ставилась задача действовать на коммуникациях, но только по судам Румынии и Германии. Непосредственно на подходах к Констанце и Сулине приказали подводных лодок не развертывать, «ввиду предстоящей операции обстрела этих баз надводными кораблями».
Разрешение на активные боевые действия авиации против Румынии было получено только к вечеру 22 июня и то после настоятельной просьбы Военного совета ЧФ. В 15:08 22 июня командующий флотом направил наркому ВМФ телеграмму следующего содержания:
В первой половине дня 22 июня от наркома ВМФ и его заместителя адмирала И.С. Исакова получили четыре телеграммы с приказанием о немедленной постановке оборонительных минных заграждений в районах военно-морских баз. Причем в одной из телеграмм указывалось, что во всех базах, кроме Главной, оборонительные заграждения разрешается ставить по выбору командования флота по плану 1940 г. Запомним этот факт.
Итак, война началась. Ее вроде бы и ждали, но общепринято, что началась она внезапно. По крайней мере это справедливо применительно к абсолютному большинству советских людей. Самое страшное, что это нападение оказалось неожиданным не только для миллионов простых граждан, но и для их руководителей, и что еще страшнее — для советских воинов.
И все-таки вероломное, то есть внезапное нападение Германии па Советский Союз, по-видимому, является мифом. Война застала врасплох советских людей не потому, что их некому было предупредить, а потому, что от них скрыли неотвратимость удара. Высшее руководство страны, Красной Армии и ВМФ знало не только о неизбежности нападения, но и его дату — 22 июня. Сейчас уже известно много фактов, подтверждающих это, но для нас главное, что как минимум Прибалтийский и Одесский военные округа за несколько суток начали развертывание по плану прикрытия, что нарком ВМФ под различными предлогами в те же дни перевел все флоты и флотилии в европейской части страны на оперативную готовность № 2, а за несколько часов до начала военных действий — на готовность № 1. Так что расстрелянный командующий Западным особым округом скорее всего не был козлом отпущения, а просто… ему досталось поделом. Безусловно, даже своевременно поднятые по тревоге объединения западных военных округов не смогли бы выдержать первый удар и начали отступать — на то она и подготовленная агрессия! Другое дело, что размеры катастрофы скорее всего были бы многократно меньшими.
Но ни о какой катастрофе в штабе Черноморского флота в первые дни войны не ведали. Это вполне естественно, так как о реальном положении на фронтах не знали и в Генеральном штабе, а эта структура в то время никакого отношения к ВМФ не имела. Кое-что «из дружеских московских источников в Главном штабе» на Черном море могли узнать только о Либаве. Но главное впечатление о разворачивающихся событиях у Военного совета ЧФ, естественно, складывалось на основании анализа обстановки на собственном театре.
А она была такова. Германо-румынский флот в силу своей ничтожности на фоне советского бездействовал. Проявляла агрессивность лишь румынская речная дивизия — но полностью отмобилизованная[9] (!) к 22 июня Дунайская военная флотилия сразу перехватила инициативу. В первые дни войны она нейтрализовала румынские мониторы, 26 июня захватила полуостров Сатул-Ноу, населенные пункты Старая Килия, Пардина и острова Татару, и таким образом флотилия овладела обоими берегами главного русла Дуная от селения Пёриправа (исключительно) до устья реки Репида, получив свободный от сил противника участок реки на протяжении 76 км и необходимую глубину обороны. Все эти территориальные приобретения Дунайская флотилия осуществила с помощью полка 25-й стрелковой дивизии Одесского военного округа, ставшего теперь Южным фронтом. Соединения фронта сдержали первый натиск германо-румынских войск, не допустив форсирование ими пограничных рек.
Разведсводки первых дней войны также не вызывали особого беспокойства: корабли противника рассредоточены вдоль побережья и несут усиленный дозор; авиация ведет разведку баз и аэродромов ЧФ.