– Никогда не будет по-вашему, – обронила она.
– Завтра начнутся строительные работы. Если будет замечена попытка саботажа, вас – лично вас! – будут судить и расстреляют.
Кто-то взял Инну за руку. Она вздрогнула и обернулась. Рядом стояла Ева, чуть поодаль – Сева. Люди вокруг не замечали их точно так же, как не замечали Инну.
– Куда вы подевались? – спросила она.
– Они все-таки убили Хранителя, – сказала Ева.
Дети синхронно вскинули руки и вытянули перед собой.
Инна повернулась туда, куда они указывали.
Площадь была совершенно пуста. Инна завертелась на месте, но временной пласт снова сместился: возле нее больше никого не было. Дети тоже исчезли.
Вместо дня снова наступили закатные сумерки. Разрушенные дома, словно закопанные в землю по самую крышу, густо-синие тени деревьев, трава по пояс.
На том месте, где только что стояли Рокотов и Егор Савич, находилось желтое приземистое одноэтажное здание, вытянутое в длину. Одно крыло его почернело, выгорело от пожара. Возле этого здания, раскинув руки, лежала женщина.
«Не ходи!» – пискнул внутренний голос.
Инна подошла к лежащей.
Хранитель – это, конечно, была она, только почему-то моложе, – смотрела в небо широко открытыми мертвыми глазами. Желтая узорчатая блузка была залита кровью, на груди и животе расцветали алые цветы. Синяя юбка задралась, бесстыдно обнажив белые полные ноги, и Инне захотелось одернуть ее. Но она не стала. Женщина умерла почти сто лет назад.
И тем не менее говорила с Инной – и здесь, и в Казани.
«Я – Хранитель!» – прозвучало в памяти.
И в тот же миг, едва вспомнив об этом, Инна услышала эти слова.
Покойница смотрела прямо на нее, а в следующее мгновение села, несмотря на жуткие раны. Платок свалился с головы, оставшись лежать на земле. Инна, будто примороженная этим взглядом, стояла и смотрела, хотя все внутри кричало: беги!
Женщина усмехнулась. Инна уже видела эту усмешку, когда она осмелилась спорить с Рокотовым.
– Убили меня, видишь? – Хранитель коснулась окровавленной груди. – Но я не умерла. Им не удалось сделать так, как они хотели. И ты вернулась.
Хранитель стала подниматься на ноги, одновременно протягивая руки к Инне. Кровь выплеснулась у нее изо рта, и это будто разрушило неведомое заклятие. Вновь обретя способность двигаться, Инна заметалась по улице. За спиной у нее было желтое здание, впереди – разрушенные дома и заросшая дорога. Инна хотела броситься туда, но жуткая покойница преграждала путь.
Нужно забежать в здание, попытаться закрыться там, а потом выбраться через другой вход или окно!
Приняв решение, Инна побежала к двери.
– Тебе не сбежать! Не надо прятаться! Ты не сможешь уйти!
«А я все-таки попробую!»
Глава 16
Оказавшись внутри, Инна попыталась закрыть за собой дверь, но в косяке что-то хрустнуло, треснуло, и дверь так и осталась едва притворенной.
Инна, пятясь, отошла вглубь.
Каждую секунду она ожидала, что восставший мертвец покажется в дверном проеме, но ничего не происходило. Не доносилось никаких звуков: Старые Поляны вновь погрузились в тишину.
Инна очутилась в узком длинном коридоре. Что это было за здание, она пока так и не поняла. С левой стороны даже сейчас, кажется, слабо тянуло гарью – там было выгоревшее крыло, поэтому Инна направилась в правую сторону.
Девушка шла, не включая фонарика на телефоне. Казалось, что в темноте безопаснее: так ее не будет видно снаружи.
Поскольку на улице еще не совсем стемнело, кое-что еще можно было различить. Помещение было пустое, лишенное мебели, но почему-то заваленное трухлявыми досками. Пахло сырой штукатуркой, мокрой землей, гниющим деревом, еще чем-то затхлым, неприятным. Идти приходилось медленно, осторожно переступая через завалы мусора.
Дойдя до конца коридора, Инна рискнула заглянуть в ближайшее окно.
Площадка перед зданием была хорошо видна – и абсолютно пустынна. Мертвячки не было, сгинула куда-то.
Переведя дыхание, Инна направилась к открытой двери.
Перед ней снова был коридор, на этот раз еще более длинный и узкий, по обе стороны располагались двери. Здесь не было окон, поэтому даже того скудного света, что проникал снаружи в предыдущий коридор, тут не было.
Инне пришлось зажечь фонарик, чтобы не упасть. Чуть впереди стоял разбитый письменный стол без ящиков, а над ним висело что-то вроде стенда или плаката.
Девушка подошла ближе и направила на него луч света. «КА… АТЬ ЖЕРТВОЙ КАР… ОРОВ» – было написано сверху.
«Как не стать жертвой карманных воров», – поняла Инна.
Ниже располагались картинки, дающие понять, как же именно.
Итак, это местное отделение полиции. Она хотела пойти дальше, как вдруг увидела, что в одном из кабинетов в самом конце коридора зажегся свет.
Инна прижалась спиной к стене. Что делать? Повернуть обратно? Но при мысли о том, что придется снова пробираться между досок к выходу, за которым – как знать? – может оказаться стоящая в ожидании Инны покойница, мурашки побежали по коже.
Но кто может быть впереди? Кто зажег свет в заброшенном здании?
Инна прислушалась. Кажется, говорили мужчина и женщина. Придется рискнуть и пойти, не стоять же тут вечно.
Инна погасила фонарик, тем более что светил он тускло: заряд на телефоне грозил вот-вот закончиться.
Идя на свет, она вспомнила, что догадалась прихватить с собой настоящий карманный фонарик.
«Вот же беспамятная – совсем забыла об этом, сажала и без того слабый заряд сотового», – корила себя Инна и вдруг услышала крик:
– Стой! Осторожно!
Она в панике шарахнулась назад. Голос был детский, принадлежал не то Еве, не то Севе.
Девушка оглянулась по сторонам, но детей не было. В горле пересохло, сердце колотилось, бешено разгоняя кровь по венам.
Спокойно, спокойно. Она опустила голову, пригляделась и увидела то, чего прежде не замечала (или чего тут не было секунду назад?). Впереди зиял провал. Сделай Инна еще шаг, провалилась бы в яму. Там было не очень глубоко, но ногу она могла повредить запросто.
– Спасибо, – прошептала Инна, и в памяти ясно встали два детских личика. Тонкие, бледные, зеленоглазые… Зеленоглазые!
Руки задрожали так сильно, что Инна едва удержала фонарик.
В кабинете все так же разговаривали, но Инна не слышала. Не слышала больше ничего, что происходило снаружи, потому что внутри все кричало.
«Это ведь твои дети – твои собственные!»
Эти глаза, эти темные, чуть вьющиеся у висков волосы… А родинка! Да ведь у девочки на подбородке точно такая родинка, как у нее самой!
«Дети. Мои мертвые дети, которые живут здесь, в заброшенном мертвом городе!»
Их ведь было двое. Мальчик и девочка. Никто не должен был узнать об этом, кроме самой Инны и врача. Она носила не одного ребенка, а двоих. И избавилась (гадкое, жестокое слово!) не от одного малыша, а от двух. Двойной грех, двойная боль.
А хуже всего то, что уже на столе, проваливаясь в медикаментозный дурман, Инна внезапно передумала.
Захотела встать, отказаться, сказать, что решила оставить детей, но тело подвело ее, мозг затуманился, и она смогла всего
