Монах не взял мою сумку, не сделал какого-либо жеста, чтобы я следовал за ним. Он просто стоял прямо в дверях и ждал, сомкнув руки перед собой. Я повернулся к Бенедикту, который коротко кивнул мне.
– Усердно трудись, – сказал он мне. – Помни, чему я учил тебя. Ради этого ты тренировался и для этого был предназначен.
– Да, сэр, – просто ответил я, и отвернулся прочь. Ни прощаний, ни сентиментальных напутствий. Я последовал за монахом в коридор, но остановился, когда мой наставник позвал меня по имени. В дверном проеме стоял Лукас Бенедикт, с необычным выражением на лице, которое, казалось, было чем-то средним между неповиновением и почти ярой гордостью. У меня внутри все сжалось. Он уже не впервые смотрел на меня так. Время от времени, когда я невероятно преуспевал в чем-то или когда читал наизусть учение Ордена, которое знал назубок, он слегка улыбался и кивал. Как если бы, даже невзирая на всеобщие опасения, у меня все было в порядке.
– Срази их наповал, солдат, – наказал он и закрыл дверь.
Это были последние слова, которые Лукас Бенедикт сказал мне.
* * *– Эй, Себастьян.
Я с опаской поднял глаза. С моего прибытия в академию прошло три месяца, и за это время я нажил столько же врагов, сколько и друзей. Сама школа оказалась достаточно маленькой: в моем классе учеников было всего восемь. Новобранцы, с которыми я учился, были доставлены из храмов и монастырей со всего мира. Святой Георгий являлся древнейшим орденом, связанным узами с Церковью и другими религиозными организациями, уходившими корнями далеко в века. Ежегодно выбирались несколько мальчиков для службы Ордену и отправлялись в академию, чтобы стать дисциплинированными солдатами в священной войне против демонов. Это обеспечивало Ордену Святого Георгия постоянное пополнение войска, в то же время позволяло контролировать численность, поскольку Орден был секретной организацией и не мог привлекать внимание посторонних. За некоторыми исключениями, большинство прибывших новобранцев практически не имели опыта и обладали лишь поверхностными знаниями о войне. Им было известно, что они избраны для борьбы со злом и защиты человеческого вида. Но в действительности не понимали, что значит быть солдатом Ордена Святого Георгия, не знали правды о том, с кем на самом деле сражается организация, пока не попадали в академию.
Питер Мэттьюс являлся исключением.
Он был сыном лейтенанта, частью семьи, которая могла проследить свою родословную до самих тамплиеров, и поступил в академию, в достаточной мере осознавая, что его ждет. Подобно мне, Мэттьюс тренировался со своим отцом в духе традиций Святого Георгия. Кроме того, он был крупным для своего возраста, устрашающим и прилично стрелял из огнестрельного оружия. И являлся самым преуспевающим в классе почти по всем предметам.
Пока не появился я.
Сегодня на стрельбище брат Адам поправил его манеру держаться, говоря, что он подается влево, поскольку слишком много внимания уделяет отдаче от оружия, и Мэттьюс начал спорить, что его стиль превосходен и на самом деле сбит прицел. Тогда Адам протянул мне то же оружие, и я продолжил поражать цели каждым выстрелом. Когда брат Адам обратился к классу с предложением последовать моему примеру, выражение лица Питера Мэттьюса обещало скорую расплату, но я не придал этому большого значения. Я уже привык к его оскорблениям, а его злость никогда не перетекала в физическую жестокость. Хотя это было скорее из-за того, что я никогда не позволял ему застать меня одного или врасплох. Иногда он с жестким толчком налетал на меня в коридоре и советовал быть осторожнее, но дальше дело никогда не заходило. Драки среди учеников сурово наказывались, а Мэттьюс тщательно старался произвести впечатление образцового рекрута, когда наставники находились поблизости.
Однако сегодня накопившаяся злость и обида, похоже, наконец, достигли своего апогея. Мэттьюс выглядел так, будто казалось, что он не удовлетворится обычным толчком или предупреждением держаться подальше. Он стоял на входе в ванную, прижав ладони к обеим сторонам дверного проема, заблокировав выход. Двое его друзей, Леви Смит и Эдвин Джеймс, замерли по бокам, как сторожевые псы, но Мэттьюс был крупнее, чем кто-либо из них, и представлял куда большую угрозу.
– Считаешь себя умным? – требовательно спросил он и шагнул в комнату, пропав из поля зрения монахов. – Что это сегодня было, Себастьян? Думаешь, ты лучше меня?
– Нет, – спокойно ответил я. – Я не думаю, что лучше тебя. А знаю это.
Он бросился, замахнувшись кулаком мне в лицо. Я склонил голову и вскинул руку, вместо подбородка, направляя его удар в плечо, и сам атаковал в ответ, ударив по челюсти. Мэттьюс с воплем отпрянул назад, и тогда налетели его друзья, молотя и пиная меня. Я прикрыл голову и попятился назад, пытаясь оторваться от противников, но ванная оказалась маленькой, и вскоре я оказался загнанным в угол. Удары сыпались на меня, шесть тяжелых кулаков били по любому живому месту, но я продолжал защищаться и, по возможности, отражать удары.
– Хватит!
Мои обидчики отпрянули, и град побоев прекратился. Тяжело дыша, я поднял глаза и увидел уставившегося на нас брата Эли. Его массивная фигура возвышалась между мной и остальными. Леви и Эдвин с виноватым видом непрерывно отступали и прижимались друг к другу, но Мэттьюс с жаждой убийства во взгляде смотрел на меня.
– Что здесь происходит? – спросил монах так, словно это не было очевидным. Моя голова раскалывалась, во рту появился металлический привкус, и я чувствовал, как из носа течет кровь. Но мои обидчики тоже не выглядели целыми и невредимыми. Челюсть Мэттьюса уже распухла, а у Эдвина была разбита губа, и кровь капала на воротник его рубашки. – Кто это начал? – спросил брат Эли, по очереди переводя взгляд на каждого из нас и на наши ушибы. – Себастьян? Мэттьюс? Я жду. – Когда мы не ответили, его голос стал жестче. – Одному из вас лучше бы начать говорить в следующие три секунды, или весь ваш класс будет наказан за подобное нарушение правил.
– Это я, сэр, – воскликнул я, и он повернулся ко мне, сдвинув брови. – У нас с Мэттьюсом произошла ссора, и я толкнул его, втянув в драку. Я первый начал это.
– Себастьян. – Монах поднял густую бровь, не поверив мне. Я зарекомендовал себя тихим подростком, парнем,