Он выскакивает из каюты и бежит по проходу к отсеку команды. Дверь заперта. Он заглядывает через стеклянное окошко. Внутри темно, но Сигруду кажется, что он видит смутные очертания двери в рубку по другую сторону отсека. Ему надо попасть в рубку, надо помешать им бросить мину в соседнюю гондолу, или хотя бы замедлить их, или…

За окном что-то шевелится. Кто-то, до сих пор сидевший на корточках, встает. Сигруд видит блеск пистолета в руках противника.

Он кидается на пол между кресел. Затем начинается пальба.

Пули проходят сквозь дверь, как будто она соломенная. Доски разносит в клочья, в труху, в обломки размером с зубочистку. Прикрывая голову руками, дрейлинг по звуку определяет, что это оружие большого калибра, полностью автоматическое, то есть очень редкое, очень дорогое и очень, очень опасное.

Пальба ненадолго прекращается. Женщина кричит:

— Нашаль! Сделай это сейчас же! Сделай сейчас же, мать твою!

Сигруд должен что-то предпринять, должен как-то это остановить. Он садится, но тут пальба начинается опять, и очередь рассекает стену прямо над его головой, так что он снова кидается ничком.

Она его прижала. Он ничего не может сделать.

Скорчившись в жирном, вонючем, лязгающем нутре гондолы, Ивонна Стройкова в ужасе глядит туда, где исчезает кабель.

Сквозь звуки работающего двигателя она мало что может услышать, но это ни с чем не перепутаешь: пальба. Усиленная пальба.

Она глядит на кабель, прижимая приклад дробовика к плечу. Поднимает оружие, сама не понимая, во что собирается целиться или, не дайте боги, во что собирается стрелять.

«Я правда выстрелю? На самом деле? В летящую бомбу?» Это слишком нелепо, чтобы в такое поверить.

Потом она видит, как по кабелю к ним очень быстро приближается вторая гондола. Она слишком близко, чтобы это было безопасно.

«Что-то не так».

Она наводит дробовик на приближающуюся машину, чувствуя себя нелепой и беспомощной.

Вторая гондола довольно близко. Достаточно близко, чтобы Ивонна увидела, что переднее окно — прямо над носом — открыто.

В окне человек, бородатый сайпурец в серой вязаной шапке. Он что-то наставил на нее. Оно выглядит как большой кусок трубы из зеленого металла с огромным зияющим раструбом. Сайпурец приседает, прижимает «трубу» к щеке и закрывает один глаз.

Он в нее целится. Он вот-вот…

Что-то темное вылетает из раструба.

Инстинкты Ивонны берут верх. Она жмет на спусковой крючок, и…

Мир вспыхивает.

Взрыв достаточно громкий, чтобы сперва Сигруду показалось — гондолу сорвало с кабелей. Это пробирающий до костей, прерывистый грохот, не глухой рев зажигательной мины, но что-то особо действенное. И, судя по дыму, который теперь проникает сквозь изрешеченную пулями дверь в каюту экипажа, детонация случилась очень-очень близко.

Гондола тормозит и останавливается. Сигруд ждет, что она упадет, но этого не происходит.

У Сигруда все еще гудит от взрыва голова, но он думает: «Ивонна. Она попала, верно? И мина взорвалась прямо у них перед носом…»

Он встает. Стрекот выстрелов, похоже, затих. Поток дыма из каюты экипажа становится гуще.

«Это чудо, что нас не сорвало с кабелей», — думает он. Он врывается в изрешеченную дверь, которая легко поддается его весу. Низко приседает, пытаясь что-то рассмотреть в дыму. Дверь в рубку испещрена дырами, большими и маленькими. Шрапнель — значит, тем, кто был в рубке, сейчас не до смеха. Он прищуривается и видит в углу лежащую женщину, а рядом с нею — массивный, полностью автоматический винташ. Черный узел волос на ее макушке распустился. «Та, с золотыми глазами, кого я видел в зеркале», — думает Сигруд.

Он знает, что сейчас она — не главное. Надо убедиться, что человек, в чьих руках эта штука, стреляющая минами, больше ее не использует.

Дрейлинг идет сквозь дым, пинком открывает дверь в рубку, и в лицо ему бьет холодный зимний воздух. Нос гондолы и окна на нем представляют собой черное месиво. Верхняя передняя часть наружного корпуса от взрыва вдавилась и усеяла рубку шрапнелью. Возле двери лежит сайпурец, все еще прижимая к груди помятый миномет. Взрывом ему опалило или сорвало большую часть кожи с головы, и его лицо представляет собой пеструю кровавую массу. Сигруду кажется, что противник мертв, но внезапно тот шевелится и стонет. Кровь пузырится на его израненных губах.

Сигруд смотрит вперед, через выбитые взрывом окна. Видимо, бомба взорвалась примерно в двадцати футах перед носом гондолы: кабели там почернели и как-то истончились, словно изношенные шерстяные нити.

«Это нехорошо», — думает дрейлинг.

Он видит следующую гондолу футах в пятидесяти−шестидесяти впереди. Похоже, она тоже остановилась. Наверное, их не стоит винить: они пока что не видят, что произошло, и проверяют все системы, чтобы убедиться, что после взрыва их транспорт все еще работает.

Но в люке в нижней части виднеется съежившаяся бледная фигура: Ивонна. Она дрожит, таращит глаза, но выглядит невредимой и прижимает к себе дробовик, как драгоценную игрушку. Его дуло едва заметно дымится.

Сигруд вздыхает и с облегчением машет ей. Она машет в ответ трясущейся рукой.

Потом резко выпрямляется и на что-то показывает. Не на него, понимает Сигруд. На что-то позади него.

И тут ему в спину вонзается нож.

Сигруд ревет и бьет левым локтем вниз, попадая противнику — той самой сайпурке — в бок. Она кашляет и падает спиной в дымную каюту. Он оглядывается через плечо и видит, что в него на два дюйма вонзен боевой нож. Он тянет руку и вырывает оружие.

Клинок должен был войти глубже — адский ад, она намеревалась перерезать ему горло. Ее ведь этому учили. Миг спустя он понимает, в чем дело: сайпурка пытается встать, и из раны у нее на животе сильно течет кровь. «Шрапнель», — думает Сигруд. Наверное, она не чувствует боли из-за шока.

— Ты, дерьма кусок… — бормочет она. — Ты… ты, дерьма кусок…

Он достает пистолет, намереваясь ее застрелить. Но сайпурка кидается вперед с удивительной силой и быстротой и выбивает оружие из его руки. Проворно наносит удар в шею, от которого он едва не теряет сознание, но ему удается отбить следующий правой рукой, не давая ей довести дело до конца.

Сигруд хватает ее за запястье и лбом сильно бьет в скулу. Она стонет и пятится, но он уже идет на нее, размахивая ее собственным ножом. Рыча, она принимает оборонительную стойку.

— Ты собиралась убить Татьяну, — говорит Сигруд. — Ты с теми, кто убил Шару.

Женщина плюет кровью на пол.

— Пусть гребаная сука сгниет, — сипит она. — Она, и ты, и всё, что вы сделали, — пусть это сгниет и сгинет. Сигруд кивает, как будто именно такого ответа и ждал. — Я сейчас тебя убью.

Она сплевывает больше крови.

— Тебе придется попотеть.

Они сближаются.

Она хорошо сражается, используя против Сигруда его размеры и тесноту помещения, пытаясь наносить быстрые, резкие удары в его суставы, шею, лицо. Но ей не