«Сестру убили»

В овраге расположился санитарный отряд.

Справа и слева спускались крутые зеленые скаты, на дне расположились линейки, обтянутые парусиной с нарисованным красным крестом, белела большая восьмиугольная палатка, а вокруг нее на носилках, на подостланных шинелях и прямо на траве копошились десятки раненых…

Далеко вокруг валялись повсюду окровавленные бинты и обрывки марли, среди этих людей, лежавших прямо на земле, во всех направлениях сновали два доктора, санитары и несколько сестер в белых косынках…

Линия огня была невдалеке.

Ясно доносилось громыхание орудийной пальбы и ружейная мелкая дробь, а иногда назойливо и продолжительно трещал пулемет.

А оттуда шли нескончаемой цепью раненые, шли к оврагу и, осторожно скользя, шли с помощью других, спускались на дно к палатке с красным крестом.

Работы было много.

Эвакуировали медленно, при помощи двух всего линеек и нескольких крестьянских фур, а раненые все прибывали и уже не было места для них, не хватало рук для перевязки их и для ухода.

Старший врач, всегда сохранявший спокойствие и хладнокровие, даже он теперь волновался, слишком нервно отдавал приказания и часто оглядывался на дорогу, не возвращаются ли крестьянские фуры… Справа и впереди рвалась шрапнель…

Белые дымки вспыхивали совсем низко над землей в голубой лазури неба и слышно было, как лязгали, разрываясь, стаканы и жужжали разлетавшиеся дождем пули.

Иногда немцы пускали одну, другую гранату, тогда из оврага можно было видеть, как взметывался снопик огня в клубах серого грязного дыма, а в земле оставалась глубокая воронкообразная яма.

Но треск и грохот взрывов гул орудий и ежеминутная опасность попасть под огонь, не уменьшала быстроты работы и не прерывала ни на минуту деятельности отряда… Доктора в белых халатах и сестры, казалось, не знали утомления.

Санитары уходили на позиции: там оставалось много раненых, много искалеченных людей, которые падали на самом месте, где стояли, с винтовкой в руках и после уже не в силах были встать или даже просто доползти до пункта…

И к ним на помощь спешили санитары…

Сестра Изборская шла вместе с санитарами… Впереди нее по узкой тропинке тянулись гуськом люди с носилками еще пустыми пока, к далеким черным окопам, к опушке леса, где вспыхивали огоньки пушечных выстрелов и оттуда неслось рокотанье пулеметов.

Сестра Изборская только вчера догнала свой отряд, уже почти около позиций, и присоединилась, а сегодня она уже с раннего утра, едва занялся рассвет и загремела канонада, была за делом и успела четыре раза побывать «впереди», т. е. там, около окопов, где рвалась шрапнель и падали сраженные пулями люди.

Санитары остановились…

— В чем дело? — спросила сестра, нагоняя их…

— Надобно теперь расходиться… пули уже сюда залетают…

Пули, действительно, уже пели и били бесшумно в мягкую взрытую землю… Носилки пошли вправо и влево, сестра Изборская постояла с минуту одна среди широкого поля и, перекрестившись, пошла прямо к черной полосе окопов… Бой разгорелся. В окопах, наполненных людьми, лежащими, прислонившись к задней стенке спиной, с искаженными страданьем лицами, и солдатами, прильнувшими к брустверу, было тесно…

От треска поминутных выстрелов шумело в ушах, сквозь сизую сетку дыма виднелись вдали цепи неприятеля, а над головами то и дело с воем проносились немецкие чемоданы.

Рвались они далеко позади.

Сестра Изборская спустилась в окоп… Казалось, ее никто не заметил, но все те, которые лежали у задней стенки, страдающие и истомленные, устремили на нее молящие жалобные взгляды… Казалось, ангел Божий спустился в этот ад ужаса и смерти!..

— Сестрица… воды…

— Сестрица… помогите… — раздались голоса и Изборская успевала откликнуться на каждый зов, помочь каждому, облегчить страдания каждого.

И вдруг ужасное, неожиданное и непоправимое…

Ее убили!.. Рука какого-то варвара выпустила пулю, которая ударила сестру в висок и, уронив из рук марлевый бинт, которым она перевязывала солдата, молодая женщина упала без звука, без стона, вперед на руки подхвативших ее стрелков…

Жизнь кончилась. Тело осталось неподвижным, и глаза смотрели остановившимся, немигающим взглядом, куда-то в неведомую и непостижимую для живых даль…

— Убили окаянные! — произнес с досадой кто-то, но остальные промолчали, и их молчание говорило красноречивее слов…

Сестру подняли и бережно, под огнем, понесли в овраг, к лазарету…

Доктор засуетился, увидя приближающуюся процессию, он сразу понял, в чем дело!.. Доктор сам выбежал навстречу, приказал остановиться, прильнул к ее груди ухом, заглядывал в глаза… Напрасно! — жизнь покинула ее окончательно и безвозвратно…

Доктор встал, развел руками, перекрестился и закрыл ей глаза.

— Сестра Изборская убита! — сказал он подошедшему младшему врачу. И оба молча остановились над трупом…

Очнулся первым старший:

— Отнесите покойницу к линейкам! Сестра Михеева! — позвал он, — сообщите мне адрес родителей Изборской… надо их известить…

Сестра Михеева развела руками:

— Она не сказала своего адреса… не успела… она только вчера приехала… я не знаю…

— Неужели никто не знает? — заволновался доктор, но никто не мог сообщить адрес убитой…

И вдруг раздался голос слабый, едва слышный, голос умирающего. Все оглянулись: это говорил молодой офицер в залитой кровью рубахе, раненый в грудь… Приподнявшись на локте, он пристально смотрел в лицо убитой…

— Я знаю… дайте карандаш, я напишу…

Без вопросов, подчинясь минуте, доктор подал раненому бумагу и карандаш, но после, когда офицер возвратил записку с адресом, невольно вырвалось:

— Откуда вы ее знаете?..

Молодой человек поднял глаза на врача и негромко ответил:

— Я брат сестры Изборской…

Голос его не дрогнул, и только из глаз выкатились две крупные, прозрачные, как два алмаза, слезы…

Кровавое озеро

С вечера неожиданно повалил крупными, мягкими хлопьями первый