Как прекрасны женщины, крестным знамением отгоняющие зло, в них красота, отражающая суть природы их пола, – Евгения унаследовала от матери любовь к цветам, рецепт айвового мармелада и дар целительницы. А у Марии была способность умножать таланты окружающих, и обе они, великолепные и грозные, как служительницы великого дела, образовали союз, к которому тайно присоединилась Клара, следившая за ними из римской виллы. Объединенные способности двух маленьких волшебниц, поддерживающие дар Евгении, – и Марсель против всех ожиданий был спасен. Но хотя силы нашего мира могут переходить от одного к другому, ни одна из них не возникает заново, и Мария слишком поздно поняла, что Евгения должна умереть, чтобы ее крестник жил. Будете ли вы удивлены, узнав, что и сама тетушка получила послание об этом договоре между жизнью и смертью в виде ириса со светло-голубыми полосатыми лепестками, ярко-фиолетовой сердцевиной и оранжевыми тычинками? Алый мост связей дает силу истинным образам и знает, как донести весть о великих моментах. Это от него Петрус сто тридцать лет назад получил поэму чая и предвосхищающий образ Евгении и ее ириса, ибо мост знает, что было и будет во все времена и во всех пластах той странной вещи, которую мы зовем реальностью.
Увы, Мария была убеждена, что убила свою бабулю, да и не могла столь юная душа понять, что она ей подарила. Еще до получения известия о своей скорой смерти у Евгении было видение: сын, которого она потеряла на войне, в Иванов день сидел прямо перед ней за праздничным столом с букетами ирисов, какие ставят на солнцестояние. Он был таким же, каким она его знала, хотя уже пал на поле битвы, где полегли наши молодые ребята, и она сказала ему: иди, мой сын, и запомни на всю вечность, как мы тебя любим. И тогда тридцатилетняя боль претворилась во взрыв любви столь сильной, что Евгения возблагодарила Господа за эту последнюю милость, оказанную его верной овечке. А потом она умерла такой счастливой, какой еще никогда не была.
Но Мария этого не знала, а первая битва уже готовилась. Чудесное выздоровление Марселя обратило на ферму взгляд Элия, и он напустил на нижнюю долину подвластную ему ярость неистовой бури, стену циклонов и потопов, за которыми двигались человеческие наемники. Это была первая битва войны, которая в открытую начнется только через два года, она развернулась в метели на февральских полях, и офицерами в ней были деревенские мужики, превратившиеся в стратегов, а генералами – две девочки двенадцати лет, одна из которых оставалась в Риме и лишь мысленно общалась с другой. И вот что особенно примечательно: хотя Мария больше не желала никаких чудес, оплаченных жизнью давно любимых, три чуда все же произошли, если следовать человеческим представлениям о чудесах.
Первое из них заключалось в телепатическом общении девочек: Клара умела так сочинить и исполнить музыку, что открывался связующий канал, который отныне внутренне соединял их с Марией и днем и ночью.
Второе чудо исходило из могущества историй и грез, катализатором которых были дети ноября и снега, – а на это не способны ни люди, ни обычные эльфы, потому что первые умеют грезить, но не претворять свои сны в реальность, а вторые не обладают даром вымысла, хотя знают, как воздействовать на силы природы. Клара и Мария, отныне объединенные одним языком и одним повествованием[38], открыли в небе брешь, сквозь которую эльфийский отряд прошел в мир людей и, сохранив в нем свои способности, сражался бок о бок с сельчанами, пока не победил вражеских наемников. В конечном счете снежное небо, подчиняясь Марии, отогнало бурю и уступило место чистому лазурному своду, заставив деревенских парней плакать от счастья. В лице девочек эльфы отныне обрели новый мост, сотканный из магии и поэзии, и в то же время они раскрыли свое присутствие перед горсткой простолюдинов, оказавшихся доблестнее князей, – последний альянс обрел жизнь.
Третье чудо касалось предка, о котором Солон говорил Петрусу: тот на краткое время вернулся к жизни, когда девочки открыли небо для эльфийских воинов. Но сегодня мы говорить об этом не будем, потому что вопрос о предках эльфов требует отдельного освещения, которое, как ни парадоксально, мы сможем увидеть только в сердце мрака.
В тот же день Сандро, Маркус и Паулус, покинув Рим, направились в Бургундию. Никто не знал, каково в действительности могущество храма и моста неприятеля, но предполагалось, что они не давали достаточно ясных видений и предвидений, так что на данный момент земные дороги представлялись более надежными, чем проход через красный мост. Впрочем, Сандро и не сумел бы им воспользоваться, поскольку все попытки провести через мост людей оказывались безуспешными. Когда через три дня после битвы спутники добрались до разоренной деревни, Мария и отец Франциск их уже ждали. Сандро тут же почувствовал расположение к этому необычному кюре, любимому своими прихожанами, потому что питал к ним уважение и ценил их пирог с зайчатиной, как и склонность злоупотреблять гусиным жиром. К тому же священник видел небо грез, открытое Марией и Кларой, и отныне чувствовал, как в его душе земной пыл сменяет Господа его вероисповедания. Он всегда считал своей главной миссией проповедь, но слова, которые теперь приходили к нему на похоронах и богослужениях, имели мало общего с религией какой-либо Церкви. Он посвятил жизнь главенству духа над телом, а сейчас обнаружил в себе человека, глубинно связанного с природой, посланца невидимой стороны мира и единства всего живого. Он выучил итальянский, потому что хотел понимать малышку, которой послали стих на этом языке[39], и он долго рвался на части между своим христианским недоверием
