Пророчество

Глава Совета сразу же согласился с интуитивной догадкой Петруса, что три строки представляют собой пророчество. Он понимал разницу между человеческой и эльфийской литературами и знал, что этот стих не мог быть частью «Canto de l’Alliance», и, однако же, он ею был или, по крайней мере, стал.

Эльфы не рассказывают историй подобно людям и совершенно невосприимчивы к придуманным сюжетам. Они воспевают героические деяния своего народа, сочиняют оды птицам и красоте туманов, но воображение никогда не добавляет ни йоты в это элегическое прославление. Кто потребует отдельных историй в великом целом, если каждое событие является лишь отражением совокупности повествования?

И раз уж ни в анналах, ни в многовековой эльфийской памяти нет и следа упоминаний о двух детях ноября, благодаря которым произойдет возрождение туманов, значит сам стих является уникальным и, следует надеяться, пророческим. Глава Совета, уже подозревавший, что великолепный, вечный и статичный мир его соотечественников должен измениться, чтобы выжить, понял, что это откровение, явленное метельщику Петрусу, открывает путь к новому альянсу.

Путем священных фиалок

1870–1871

Петрусу из Сумеречного Бора казалось, что он прожил две разные жизни: до прочтения пророчества и после. В первой жизни у него была метла, во второй – приключение; а его прежнее бродяжничество и мелкие превратности судьбы виделись ему теперь кувырканием мышки, которую держат в клетке.

Словно по чьему-то умыслу, год, когда на Петруса снизошло озарение, был отмечен еще и чередой памятных событий, нити которых, стягиваясь все туже, сплелись в единственно возможную дорогу, и вела она к войне – хотя хитер был бы тот, кто смог бы тогда понять, из чего слагалась эта дорога и в чем ее смысл. Вот те события в случайном порядке: убийство человека, которое приведет Главу Совета в Рим; находка удивительной картины, в которой сосредоточился закат миров; известие о существовании серой тетради, которая изменит лик грядущей войны; и Петрус открывает для себя вино людей.

Вскоре после того, как высший совет выслушал метельщика Петруса и родилась идея альянса с людьми, состоялся разговор между главой садовников и его юным ближайшим помощником, кабанчиком из Ханасе, за истекшее время ставшим молодым вепрем. К этому моменту Петрус уже тридцать лет сталкивался с ним на аллеях Совета, и их взаимная неприязнь только нарастала. Изначальная симпатия юного вепря превратилась в презрение, когда он подметил, как мало восторга вызывали у метельщика интриги его чемпиона. Обожание, которое он питал к своему шефу, делало молодого эльфа самым ревностным его сторонником, достаточно было посмотреть на них, когда оба принимали человеческую форму, и их изящные силуэты скользили по окружающему пейзажу – такие прекрасные и такие зловещие, думал Петрус, в какие-то моменты невольно поддававшийся ослепительной прелести их улыбок; потом он тряс головой, и очарование рассеивалось.

Однако как-то январским утром Петрус случайно услышал один их разговор, о котором сообщил Главе Совета и Стражу Храма. Все трое находились в рабочем кабинете эльфа-зайца из Кацуры, небольшой тесноватой комнате, откуда открывался совершенно удивительный вид. Хотя Петрус множество раз бродил по самым замечательным садам, он не знал ни одного, который был бы средоточием самой природы. Тот факт, что в саду, от начала и до конца задуманном и созданном разумом и руками эльфа, квинтэссенция искусственного может вызвать ощущение нетронутой природы, приводил его в восторг и изумление. Сад был всего лишь лужайкой из светлого песка, азалий и небесного бамбука со струящимся по ней ручейком, а на первом плане стоял камень с углублением, в котором копошились птицы, но при всей своей скромности картина создавала впечатление необъятного мира – тайну этой мистической метаморфозы пространства и вещей Петрус так и не смог постичь.

– Я сам за ним ухаживаю, – однажды сказал Петрусу Глава Совета, кивнув на разложенные вдоль внешней галереи секатор, маленькую метлу, бамбуковые грабли и плетеную корзинку.

И Петрус отнюдь не сожалел, что садовники не суют сюда свои мордочки. Но пора было приступить к докладу: бесцельно слоняясь после работы по коридорам вокруг зала собраний, он заметил двух злых гениев, заворачивающих за угол галереи, и, решив, что они странно выглядят, последовал за ними, притаившись в результате под небольшой комнаткой, где они уединились для конфиденциального разговора. Оказалось, что главный садовник не получил известий от племянника, который, пользуясь правилом туманов, позволявшим семье руководителя из дома высшего Совета путешествовать между обоими мирами, недавно отправился в земли людей и нашел в городе, называемом Амстердамом, одну картину (которая не заинтересовала его дядю) и серую тетрадь (которая заинтересовала того в высшей степени), переправил их в другой город, именуемый Римом, а потом исчез, не оставив следа. До этого он вернулся из первой поездки в Амстердам, не прихватив с собой серую тетрадь, поскольку опасался, что иначе Страж Храма узнает о ее существовании, и теперь главный садовник проклинал эту предосторожность, которая лишила его предмета, имевшего для него первостепенную важность. История, бывшая для Петруса совершеннейшим темным лесом, не удивила его собеседников.

– Мы всегда приглядываем за эльфами, которые отправляются пожить в мире людей, – сказал Страж, – и этой ночью мы присутствовали при убийстве племянника.

– При убийстве? – ужаснулся Петрус.

– При убийстве, – подтвердил Глава Совета. – Похоже, он хотел заработать людские деньги, продав картину одному торговцу произведениями искусства, а тот убил его, а потом забрал полотно и тетрадь. Торговца зовут Роберто Вольпе, и я уезжаю в Рим, чтобы с ним встретиться.

– Встретиться с убийцей? – Петрус пришел в еще больший ужас.

– Как ни странно, Роберто Вольпе – создание приятное и мирное, к тому же сегодня утром он впервые стал отцом, – ответил Глава Совета.

– Картина вызывает у нас удивление, – сказал страж. – Есть в ней что-то, призывающее приглядеться к ней поближе. К несчастью, волнение, вызванное убийством, помешало нам проследить, что же Вольпе сделал с той загадочной тетрадью. Но главный садовник не случайно послал своего племянника в Амстердам, и могу поспорить, уж он-то знал, что там искать. Итак, теперь мы должны вести двойной поиск: и двоих детей, и серой тетради.

– Вы думаете, это взаимосвязано? – спросил Петрус.

– Мы думаем, что все всегда взаимосвязано, – ответил страж. – В том числе один метельщик, посланный в библиотеку Совета по провидению Диких Трав.

Петрус потерял дар речи.

– Пусть мы иногда слепы, но мы не идиоты, – сказал Глава Совета. – Кажется, вы любите путешествовать?

В его взгляде мелькнула горечь.

– И тем не менее я не уверен, что предложение, которое я собираюсь вам сделать, можно расценивать как привилегию. Первое убийство эльфа на территории людей предрекает грустные времена, но в надвигающемся мраке мы должны проявить рассудительность и отвагу.

Он переглянулся со стражем.

– Ваше странное открытие в «Canto de l’Alliance» выявило очевидность того,