– Просто великолепно, – сказал Маркус.
Петрус увидел, что тот смотрит на камни.
– Они холодные, – ответил он.
– И застывшие, – сказал Паулус.
– Да, холодные и застывшие, – медленно сказал Маркус, словно пробуждаясь ото сна.
– Чем я могу вам помочь? – спросил голос позади них.
Они обернулись и оказались нос к носу с высокой эльфийкой с рыжими волосами и светло-серыми глазами.
– Я интендант Совета, – представилась она.
Превратившись в белку, она стала такой точной копией матери Петруса, что, вспомнив, как сбежал из Сумеречного Бора, словно вор, он густо покраснел до кончиков когтей и ушей.
Она посмотрела на ткань, которую он держал под лапой.
– С вашей одеждой что-то не в порядке? – спросила она.
Багровая белка, в которой был заперт Петрус, издала нечленораздельное урчание, и Паулус, охваченный жалостью, пришел ей на помощь.
– Случилась одна неприятность во время переправы, – ответил он.
– Впервые слышу о неприятности с одеждой, – сказала она.
– Мы тоже, – сказал Маркус, насмешливо взглянув на Петруса.
Но, увидев, как тот расстроен, вновь посерьезнел.
– Наша хозяйка в Диких Травах попросила этого джентельэльфа, на данный момент онемевшего, представиться вам, – сказал он.
– Да, но почему? – удивилась она.
– Вам не сообщили? – спросил Маркус.
– Нас только предупредили о приезде двух белок и одного медведя из Сумеречного Бора, – ответила та.
Они в растерянности молчали.
– Вы не знаете, по какой причине вас прислали? – удивилась она, превращаясь в гнедую кобылицу с пышным крупом, и задумчиво посмотрела на них. А потом продолжала: – Дикие Травы никогда ничего не делают случайно. Особенно в такое беспокойное время.
– У вас не найдется для меня работы? – спросил Петрус ясным голосом, заставив Паулуса и Маркуса отвесить челюсти.
– Не понимаю, что в этом удивительного, – добавил он в ответ на их изумление. – Я собираюсь остаться здесь, и мне придется зарабатывать на жизнь.
– Что вы умеете делать? – спросила она.
Пришел черед его мордочке отразить крайнюю растерянность.
– Ну, – сказал он, – не знаю. Что угодно, лишь бы это не требовало специальных навыков.
– Вам не очень удаются собеседования при найме на работу, – с досадой отметила она.
Потом на мгновение задумалась.
– В ближайшее время, учитывая выборы, у меня будет чем заняться, кроме как распутыванием этого клубка. В конечном счете лучше держать вас под рукой.
Эльфийка нахмурилась.
– Он действительно ничего не умеет? – спросила она у Маркуса и Паулуса.
Они смущенно переглянулись, и она вздохнула.
– Вы умеете подметать? – обратилась она к Петрусу.
– Думаю, да, – ответил он.
Она раздраженно прищелкнула языком:
– Завтра на заре, западная дверь.
После чего, став белкой и явив ему образ материнского гнева, развернулась и ушла.
– Ну, нахальства тебе не занимать, – сказал Маркус.
– Ты серьезно? – спросил Паулус. – Ты действительно хочешь остаться в Кацуре и целыми днями подметать аллеи Совета?
– Я вполне серьезно, – ответил Петрус оскорбленным тоном. – Не понимаю, с чего вы мне не верите.
Какое-то мгновение они с сомнением разглядывали его.
– Ладно, – закончил разговор Маркус, – пошли отсюда, нам до ночи нужно найти какое-нибудь пристанище.
Они согласились и двинулись в путь. Но прежде Петрус бросил последний взгляд на книги и свитки, висящие в воздухе, и ему показалось, что они заговорщицки подмигнули ему на прощание.
– До завтра, – пробормотал он.
Наконец они вышли через портал и оказались на городских улицах.
Так началась жизнь Петруса в Кацуре, и, хотя пора бы ускорить наш рассказ, чтобы быстрее вернуться к главным действующим лицам последней битвы этой войны, следует все же сказать несколько слов о годах, проведенных Петрусом в столице эльфов, поскольку мир, который они воплощали, к нашему времени угас навсегда. На протяжении семи десятилетий те, на чьих плечах лежал выбор судьбы, беспрестанно задавались одним и тем же мучительным вопросом: должны ли они умереть, чтобы освободить место новой эре, или же их мир сам подошел к концу?
– Мы всегда полагали, что индивидуумы и цивилизации погибают, но виды выживают, – скажет однажды Петрусу Глава Совета. – А вдруг наш вид дошел до своего предела и должен умереть, не оставив следов? Может быть, эту войну следует рассматривать под иным углом?
Однако до этого разговора оставалось еще семьдесят лет, и пусть кому-то они могли показаться монотонными, Петрус прожил эти годы как постоянное приключение. Каждое утро он подметал, предаваясь мечтательным размышлениям, а когда аллеи и мхи покрывал снег, работал в библиотеке, архивируя свитки и книги. Потом он читал. Дважды в год, во время отпуска, он путешествовал. Иногда к нему присоединялись Паулус и Маркус, и они пускались в веселый круиз; но чаще он отправлялся один и общался с другими добрыми душами, встреченными в дороге. Без сомнения, у него было больше далеких друзей, чем у любого другого эльфа в туманах, потому что их вид, как правило, предпочитает не покидать родную провинцию. В Кацуре он нашел себе жилье в верхнем городе, у старой эльфийки-единорога, с которой они каждый день на заре вместе завтракали, болтая и смеясь. Из окна своей комнаты он видел, как поднимаются и опадают туманы большого города. Утром по ним скользили бронзовые отсветы, от них у Петруса заходилось сердце, и он впивал эти восходы, потому что просыпался рано, несмотря на свою лень. Когда он шел по пустынным улицам, вдыхая колючий воздух, то забывал о предстоящей ему скучной работе. Спускаясь к зданию Совета, он смотрел сверху на раскинувшийся веером город с его заснеженными вершинами и горами тумана. Восток окаймлял их пламенеющим ореолом, огненной бахромой проступающим над темными хребтами, улицы и мосты светлого города окутывали янтарные туманы, глубокое, насыщенное паром дыхание слоилось над реками, и в солнечной томности воцарялась долгая греза воды и леса. Петрус останавливался перед деревьями, осыпанными росой, чтобы поклониться их красоте, приветствовал птицу, сидящую на камне, трепещущий бамбук и неправдоподобные зимние камелии. Но бывали зори, когда великое полыхание, рожденное чем-то, что делал Нандзэн (настройка или большая чистка фарватеров), зажигало повсюду отсветы пожара. В такие дни поднимался ветер и шли короткие ливни с градом, после которых сиреневый город укутывала дымка; прозрачные копья тумана быстро уходили в небо. Такие перепады климата укрепляли уверенность Петруса в том, что его жизнь течет слишком вяло и ей не хватает напряженности. Он не смог бы определить, откуда эта уверенность бралась, но в скором времени она бросала его в фарватеры и заставляла колесить по всей стране.
Путешествия стали его второй натурой, а сама дорога была едва ли не важнее, чем места, которые он собирался посетить, хотя не существовало ни единого уголка этого мира, который не стоил бы восхищения.
Он полюбил провинцию Листьев и храм с мостом туманов
