— Он сам виноват во многом, — голос Айтона стал жестче. — Слишком баловал Верену, потакал каждому ее капризу, исполнял любую прихоть. Глава службы безопасности — и проглядел зреющий прямо у него под носом заговор. Слишком увлекся собственными планами и интригами. Совет поставил вопрос о замене главы рода. Скорее всего, Серкуса отлучат от силы и дара, а его место займет Ройстан.
Справедливо. Особенно с учетом того, что случилось с Лусом.
По приказу Чидлиса Тэйн вызвал фамильяра, и тот, с готовностью откликнувшись на зов своего алхора, угодил прямо в магическую сеть. Позже Сол планировал передать Луса в одну из лабораторий храмовников. Чудом спасенный питомец, тем не менее, едва оправившись, тут же бросился дежурить у постели Серкуса. Страшно переживал и, похоже, бросать высшего не собирался.
А вот с Гаром, фамильяром Сола, дела обстояли намного хуже. Чидлис давно уже контролировал его с помощью своих артефактов, и теперь, осознав, с кем он был все это время связан, Гар впал в уныние. Перестал разговаривать и полностью утратил интерес к жизни. Я очень надеялась, что общими усилиями нам удастся удержать его от последнего опрометчивого шага.
Сол Чидлис…
Талантливый артефактор, почти гений. С детства он считал себя недооцененным и грезил о могуществе. Его не устраивало, что род Чидлисов называли третьим по силе после Тэйнов и Нетнардов. Он хотел быть первым, главным. Всегда и во всем. Так что идеи Серкуса упали на благодатную почву.
В личной лаборатории Сола нашли много новых разработок, которые он утаил не только от совета — от своей семьи, но которыми щедро снабжал варрийских союзников. Ловчие сети для фамильяров, антимагические амулеты, браслеты, блокирующие дар… Многие открытия, над которыми работали в последнее время храмовники, сделаны на основе идей Чидлиса.
И изменения в записывающий кристалл внес именно Сол. По просьбе Верены один из людей ее отца, давно безответно влюбленный в дочь своего начальника, следил за мной и записал встречу с ли Нордом. Потом девушка лично передала кристалл Чидлису. Кстати, этот же поклонник договаривался с мясником Сетнером о краже кольца.
Разумеется, Сол действовал не из сочувствия к Верене, да и всепоглощающей ненависти ко мне высший, как выяснилось, никогда не испытывал. Его целью была дичь покрупнее — Айтон Нетгард.
Раздуть дело, спровоцировать Айта на необдуманный поступок, дискредитировать, показать всем его «нестабильность» и нездоровую привязанность к пустышке-альтэ и самому занять место лорда-протектора, не временно — постоянно. А потом, возможно, и обещанный Айтону пост в совете.
В голове Чидлиса постоянно роились какие-то планы, и он умело корректировал их, приспосабливаясь к ситуации.
Окончательное поражение варрийцев его пока не устраивало. Смута, мятежи и беспорядок давали больший простор для действий, помогали ослаблять и устранять соперников. И Сол связался с чистыми. Впрочем, их он тоже собирался предать. В свое время.
Первоначально он намеревался с помощью ли Норда, его людей и новых уникальных артефактов устроить охоту на глав родов и наследников. Это полностью изменило бы расстановку сил в совете в его пользу. Но потом в Лагоре появились мы с мамой, и замысел Чидлиса изменился. Особенно после того, как я отвергла его ухаживания.
Отомстить мне за отказ, отдать маму ли Норду, на чем тот постоянно настаивал, подставить Тэйна, заманить алхоров в ловушку и нанести сокрушительный удар — таков был новый «гениальный» план. Сокровище Сеоров стало бы маленьким, но очень приятным призом.
Сейчас Сол, изрядно помятый после общения с разъяренными фамильярами, находился в тюрьме в ожидании суда. Ему предстояло ответить за все свои прегрешения, уже известные и те, которые только расследовались. Но меня больше всего потрясли даже не его планы в отношении меня, а то, что он не побрезговал договариваться с храмовниками и ли Нордом. Чидлис так мечтал о власти, что заключил союз с убийцами брата.
Немыслимо. Ужасно.
Представляю, как чувствовали себя его родители, когда им сообщили об этом. А ведь мать Сола ждала ребенка. Третьего сына. Надеюсь, с ней и малышом все будет в порядке…
Легкий поцелуй коснулся волос. За ним еще один. И еще.
Лоб… Висок… Глаза…
Айтон безошибочно определил причину моего напряженного молчания и теперь пытался отвлечь от грустных мыслей.
Скользнула ладонями по плечам мужа. Зарылась пальцами в волосы. Целуя твердый, немного колючий подбородок. Впитывая полувздох-полустон:
— Лис…
Подняла голову, поймала потемневший взгляд своего алхора, потянулась к его губам, и мир привычно исчез, оставив нас наедине.
Эпилог
Айтон улыбался, нахально подглядывая за мной из-под опущенных ресниц.
Нет, он, конечно, делал вид, что совсем-совсем не смотрит, как я и просила. Но его выдавала улыбка — довольная, сияющая, чуть лукавая.
И под этим его искушающим взглядом я спешно натягивала на себя платье. Путаясь в завязках, петлях и невольно краснея от откровенных, жарких мыслей, что сейчас приходили в голову.
Да, хоть это и звучит совершенно невероятно, я до сих пор не разучилась краснеть в присутствии мужа.
А ведь он прекрасно знал, чем обычно заканчиваются подобные сцены: мое платье летит в одну, его одежда — в другую, а мы снова оказываемся в кровати. Или на диване. На столе. На подоконнике. В его любимом душе, вдвоем. Где угодно, только не на заседании совета.
Совет…
Хыг побери, сегодняшнего отсутствия нам точно не простят. А ведь еще в башню надо успеть заскочить. Со всеми пообщаться. Всех выслушать. Помирить. Еще раз помирить. Расцеловать.
— Айт! Ты же обещал не шпионить.
Сердито отвернулась.
— Ну, прости, найтири… Прости.
Веселый смех, в котором не было ни капли раскаяния, стремительные шаги, и твердые ладони уверенно легли мне на талию, а шеи коснулись жадные губы. Выгнулась в сильных руках, запрокидывая голову, мягко потерлась бедрами. Дыхание мужа тут же потяжелело. Он шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, и это немного отрезвило.
— Айт… Совет… Забыл?
— Забудешь тут.
На мгновение меня теснее прижали к горячему телу, недвусмысленно демонстрируя всю силу желания, а потом развернули лицом к открытому окну. К солнцу. Свету. Улыбке Айтона.
— Давай помогу.
Его пальцы нарочито медленно начали застегивать пуговички на лифе, успевая нежно поглаживать обнаженную кожу, затем, словно ненароком,
