Викинг вдохнул шумно, но больше яриться не стал, только взглянул на Асвейг, которая осторожно коснулась его локтя, напоминая о том, что надо бы держать себя в руках. Ингольв, не желая, видно, больше ни о чём говорить с хозяевами, молча прошёл в дом. Сиглауг, которая сидела за вязанием у очага и даже не двинулась с места, заслышав о приезде гостей, только голову в его сторону повернула.
— Не кипятись, Ингольв, — сказала, снова возвращаясь к своему занятию. — До Сумарстага у тебя время есть сына вернуть. Если пожелаешь.
— Что?! — викинг так и встал на месте.
А в груди нехорошо толкнулось сердце: не к добру мачеха его так спокойна, да и злорадство холодное в её тоне так и сквозит.
— Почему до Сумарсдага? — спросила Асвейг вместо онемевшего Ингольва. — Что он задумал?
— Третья зима великанская прошла, — дёрнула плечом Сиглауг, наконец откладывая рукоделие. Встала, прошлась величаво вдоль рядов лавок и посмотрела на брата, который только в дом вернулся. — У нас рабыня померла, да и у многих кто-то умер в последнее время. Так ведь?
Ингольв всё же пришёл в себя после первых её слов. Уж неизвестно, какие дурные мысли его под дых ударили, но и у Асвейг невольно рождались в голове самые скверные предположения насчёт того, зачем Фадиру понадобился мальчик, который ему и никто вовсе.
— Всё так говоришь, — кивнул викинг. — Только сын мой тут при чём?
— Фадир его в жертву принесёт в храме, всё так же безразлично разъяснила Сиглауг. — Не сам, конечно. Хакон Однорукий это сделает, потому как он там хозяин. Все его признали. Твоей трусостью. Твоим изгнанием он там закрепился. Боги давно, видно, крови требуют. Так бастард бастарда — чем не искупление перед их гневом?
Страшно побелели губы у Ингольва. И лицо омертвело всё, словно сердце у него остановилось. Он сжал кулаки и качнулся к женщине. Только шаг всего сделал — Асвейг поняла, что не удержит его сейчас. Попыталась образумить, за пояс схватила. Но слишком слабая она, чтобы его остановить, особенно когда невообразимый по силе своей гнев его вперёд толкает.
— Ты! Безумная старуха, — прорычал он, хватая Сиглауг за плечо. — Ты отдала его! Давно такую месть за всё мне задумала? Давно с Фадиром сговорилась? Ну? Отвечай!
Взвизгнула Гейра, метнулась вперёд, но муж на её пути встал — не пустил. Сиглауг, прямая, точно окостеневшая, взглянула на викинга спокойно и отстранённо. Словно точно умом тронулась.
— Не сговаривалась я с ним, — не дёрнулась даже, когда пальцы Ингольва стиснули её горло. Только заговорила хрипло: — Но когда он здесь появился намедни — поняла, что, может, в том и было предназначение всего этого. Что так будет лучше.
— Кому?! — Ингольв едва не взвыл, отмахиваясь от Асвейг, которая пыталась не дать ему натворить бед, точно от мухи. — Кому, сожри тебя тролль, от этого будет легче?
И показалось на миг: сейчас сожмёт её шею сильнее — хрустнут позвонки, и на совести его повиснет ещё одна смерть, которой могло бы не быть.
— Всем нам. Не будет больше великанских зим. И Рагнарёка не будет, — совсем слабо просипела мачеха.
Ингольв, часто и глубоко дыша, замер с так и повисшей на его локте Асвейг. Глаза его, налитые яростью и кровью, вдруг заблестели. Он закрыл их на миг и отпустил Сиглауг. Шагнул назад — и все вокруг выдохнули. Даже единственная притаившаяся в дальнем углу рабыня. Асвейг вжалась в него, обнимая, а он только рассеянно провёл ладонями по её спине.
— Поехали, — сказал бесцветно. — Этого дома больше для меня нет.
— Не суйся к Хакону, Ингольв, — нежданно посоветовал Кетиль, когда тот уже подошёл к двери. — У него много воинов. Да и отец его поддержит.
Тот обернулся, окинул его взглядом с головы до ног, будто только что заметил.
— Ты не хотел отдавать Одди? — спросил тихо.
Кетиль покачал головой, невольно коснувшись пальцами одной из ссадин на лице.
— Спасибо, — только и сказал Ингольв.
Вышел наружу, ведя за собой Асвейг. За порогом развернул её лицом к себе, только и закрыв дверь, притиснул крепко, сжав в отчаянных, наполненных мукой объятиях.
— Мы заберём его, — шепнула она, слегка касаясь губами его шеи. — Успеем. До Сумарсдага ещё далеко.
Хотя, если подумать, не так уж долго до него осталось. И сам Ингольв то понимал, верно, потому как только усмехнулся горько.
— Я устрою им Рагнарёк. Никакие жертвы не помогут, — проговорил со страшной уверенностью, от которой по спине продрало льдом. — Идём.
Они погрузились на лошадей, которые так и паслись лениво во дворе, никуда не двигаясь и пощипывая только проклюнувшуюся из-под земли траву. Спешно покинули поместье, тихое, словно отгоревший в агонии умирающий.
— Зря я поверил ей, — только к вечеру заговорил Ингольв, когда пришло время искать место для ночлега.
А особенно, как небо окончательно затянулось и поднялся ощутимый, проникающий под одежду ветер. Громады укутанных в леса гор вдалеке совсем потонули за сизой пеленой приближающегося ненастья.
— Ты не мог знать, — исподволь посмотрела на него Асвейг. — Никто не знал.
— Я мог догадаться, что Сиглауг никогда не простит меня. И что Одди она не полюбит настолько, чтобы при первой возможности не использовать его против меня. Надо было забирать его. Нашли бы кормилицу, всё было бы гораздо лучше…
Он вздохнул и смолк.
— Надо ехать за ним.
— Ты права, — возразил Ингольв. — До Сумарсдага ещё есть время. Возможно, привезут Диссельв. И тогда я смогу говорить с Фадиром на понятном ему языке. А если нет, то просто проломлю ему череп. Я и так терпел его слишком долго. И пусть боги напитаются его кровью. Для них она будет жертвой справедливее и слаще. Я подвешу его на одном из ясеней вокруг храма. Только выберу ветку покрепче. И заставлю Хакона смотреть на это.
Ингольв покосился на Асвейг — и в его взгляде будто промелькнул, казалось бы, позабытый упрёк. За то, что однажды, всего раз, она была с конунгом. И всё тело покрывалось гусиной кожей от его слов. Потому как Асвейг знала, что в точности так он и сделает.
***
Как ни торопились они, как ни мало отдыхали за дни пути, а всё равно прошло их не меньше, чем в ту сторону. И то ли Асвейг застудилась в дороге, то ли давала о себе знать усталость, а по возвращении почувствовала она себя дурно. То и дело пробегал по мышцам озноб, и крутило их несильно, а всё ж
