Я не сказала «лучше меня», потому что сама ничего не могла ему предложить. От меня не ускользнуло и то, что он до сих пор не ответил мне на предыдущий вопрос. Не умирает ли он.

– Нет, – повторил принц.

Я стиснула зубы и зашагала туда, откуда мы пришли. Грач указал мне другое направление, и пришлось взять немного в сторону. Хоть я и подозревала, что весит он меньше человека, выдерживать тяжесть его тела было все равно непросто, да и разница в росте не упрощала мне задачу. Я старалась не смотреть на него. Вскоре мое платье пропиталось его кровью. Она пахла совсем не так, как человеческая; это был свежий, едва различимый запах пореза, оставленного топором на древесине.

Было уже почти совсем темно. Здесь ориентироваться во мраке было сложнее, чем в осенних землях: там светлая листва помогала различать силуэты. Грач сделал какой-то жест, неуклюжий щелчок пальцев, которые от этого стали еще более насекомоподобными. Я поняла, что он пытался – и не смог – наколдовать огонек.

По позвоночнику пробежала волна холода. Что если бы нас атаковали снова? У него совсем не осталось сил.

– Я не могу просить помощи у своего народа. – Его прерывистая речь после такого долгого молчания заставила меня вздрогнуть. – Источник нашей власти – это не любовь и не уважение подданных, а только сила. Если они увидят меня в таком состоянии – после битвы с каким-то Могильным Лордом, – то всерьез задумаются, не следует ли одному из них занять мое место на троне. Мой авторитет уже подвергался сомнению. Не однажды, а дважды. Я надеялся исправить вторую оплошность. – Он сделал паузу, переводя дух. Я поняла, что под «второй оплошностью» он имел в виду портрет и суд надо мной. Но какая была первой? – В третий раз показать свою слабость… это бы означало мой конец, без всяких сомнений.

– Жестоко, – покачала я головой. Все это было жестоко: как он обращался со мной, как они обращались с ним.

– Такова наша природа. Это жестоко, может быть, но и справедливо. – Грач отвел взгляд.

Я плохо видела, но в очертаниях его профиля еще могла разглядеть сомнение. Стало понятно, чем на самом деле была та ярость, с которой он настиг и похитил меня. Он боялся. Боялся, что власть ускользает от него. Боялся, что с ним что-то не так, что он недостоин собственной короны и что все вокруг тоже теперь могут это увидеть.

Потому что в его глазах на портрете моей кисти это было ясно как день.

– Я не думаю, что это справедливо. – Голос звучал низко от плохо скрываемого гнева.

– Только потому, что ты человек, самое странное из всех существ. – Он говорил почти шепотом. – Что если я могу отослать тебя обратно в Каприз? Смерть фейри – источник могущественной магии. Она сможет показать путь.

– Не издевайся надо мной. – В глазах у меня стало мокро.

– Я и не собирался, – прошептал принц. – Вовсе нет.

«Надеялся исправить вторую оплошность», – сказал он мне. Не «надеюсь».

Я не ответила ему ни единого слова, потому что ни одно из них не имело бы для него смысла. У меня оставались только человеческие эмоции – для фейри, должно быть, такие же беспорядочные и буйные, как стая галдящих попугаев, которых невозможно заткнуть. Когда я наконец заговорила, то лишь для того, чтобы сообщить ему, что не могу идти дальше. Он уже едва цеплялся за последние остатки сознания. Высвободив руку, принц соскользнул с моего плеча, как какой-то мешок с зерном, и рухнул на землю.

Мое сердце пропустило удар, прежде чем я заметила, что при падении он успел подставить руки. Хрипло застонав, перевернулся на спину и распластался на земле. Одной рукой Грач снова хватался за раненый бок, и я еле сдержалась, чтобы не одернуть его, как ребенка. Я поняла, что он делает, только когда он отнял руку от раны и вытянул ее над землей. Он ждал, и я чувствовала на себе его взгляд.

– И если я не брошу тебя сегодня? – спросила я.

– Возможность будет упущена. Охотники возьмут твой след слишком быстро.

Я сглотнула один раз, другой. Наверное, я сошла с ума.

– Мы все еще в летних землях, – сказала я, глядя на его окровавленную руку.

– Но я все еще принц.

Глядя в его нечеловеческое, похожее на череп лицо, обрамленное гнездом путаных кудрявых волос, в его глаза, блестящие лихорадочной решительностью, я подумала: «О да, ты принц, кто же еще».

А потом приподняла юбки и села на камень.

Такого ответа Грачу было вполне достаточно.

Он опустил руку, запуская длинные пальцы в почву – не подношение земле, а приказ. Лес вокруг нас зашевелился и рванулся ввысь. Гигантские ежевичные корни зазмеились из-под земли, сверкая шипами длиннее и острее мечей. Вытянувшись в полный рост, они начали отращивать ветви, раскидывать их все выше и выше, переплетаясь между собой, пока не образовали крепость будто прямиком из старой сказки, где в таких в заточении томились проклятые принцессы. Огромные шипы обрадовали меня несказанно, и я задумалась, как бы развивалось действие в тех сказках, если бы сами принцессы рассказывали их.

Когда последние щупальца ветвей затянулись под небосклоном, разбивая лунный диск на осколки, как зеркало, Грач вздохнул и затих.

Это утро не шло ни в какое сравнение с предыдущим. Рваные куски неба, проглядывающие сквозь ветви, были настолько пасмурными, что я не могла понять, наступил рассвет или еще нет. От росы вся моя одежда промокла насквозь, а кожа так промерзла, что я не чувствовала пальцев на руках и ногах. Все тело болело, и в целом состояние мое было совсем неутешительным. Только одно плечо сохранило остатки тепла, но такого влажного и неприятного, что по коже от отвращения побежали мурашки. Там, где кровь Грача замочила мое платье, ткань проросла мхом. Я поспешила его стряхнуть.

А потом я повернулась и поняла, что принц мертв.

Он лежал в полуметре от меня – в той же позе, в которой я в последний раз его видела. Пальцы его все так же были погружены в грязь. Лицо было поистине мертвецким: хоть я и не думала, что это вообще возможно, теперь его кожа стала еще бледнее, чем вчера. Я подошла к нему; полы грязной мокрой юбки шлепали меня по ногам с каждым шагом. Я остановилась над его телом и какое-то время просто смотрела на него. У меня все было поставлено на кон в надежде, что он выживет. Признаюсь, это не было мудрым решением. Мрачное уныние охватило меня, но ненадолго, тотчас давая волю слабому отблеску надежды.

Потому что я ошибалась. Он не мог умереть. Пролитая кровь за ночь превратилась в мох, но его тело оставалось целым. Если бы он умер, то прежним я бы его уже не увидела.

Я опустилась на колени и прислонила руку к его груди. Почувствовав, как она медленно и слабо вздымается и опускается под лохмотьями, я рассмеялась – неровно, задыхаясь от облегчения. Я потянулась к лацкану плаща, чтобы посмотреть на рану. Рукав вдруг зацепился за брошь в виде ворона, и холодный металл вдруг шлепнул меня по запястью. Я отдернула руку. И задела защелку. Внутри птицы был крошечный тайник.

Я бы солгала, если бы сказала, что секрет, который хранился внутри, хоть немного удивил меня. У меня было мало объяснений поведению Грача, и в тайнике обнаружилось доказательство наиболее вероятного: локон светлых человеческих волос, аккуратно перевязанных голубой ниточкой.

Вспомнилось,