– Неужели нельзя было просто убить? Издеваться-то зачем?
– Так они еще и остальных кровью повязали.
– Это я уже, кажется, слышал. Разберись с пленными, отдели тех, кто это сделал, от остальных. Только быстро, мы не можем задерживаться в Крешове надолго.
– Будет сделано, командир, – взял под козырек четник. – А дальше с ними как?
– Не будем уподобляться этим, поставим к стенке и расстреляем.
– А остальных?
– Отпустим. Без оружия и офицеров они – стадо. А потому не опасны. Только пусть сначала закончат здесь. И знак памятный надо поставить, хотя все равно сломают, кто бы сюда ни пришел.
На этом разговор был окончен, и они вернулись обратно в город.
Экзекуция состоялась в полдень на городской площади. Тех, кого для нее отобрали, набралось меньше сотни. Минимум на треть эта толпа состояла из офицеров и унтер-офицеров. И никто из них даже не попытался бежать или оказать хоть какое-нибудь сопротивление. Некоторые падали на колени, просили их пощадить, кричали, что ни в чем не виноваты. Может, и вправду кто-то из них попал в эту сотню случайно, разбираться не было ни возможности, ни времени. Остальные, которым повезло больше, молча стояли и ждали окончания. Им еще предстояло вывезти и закопать расстрелянных во рву другого люнета.
Как оказалось, расстрел сотни человек – дело довольно долгое, даже если не соблюдать все формальности. Последним казнили полковника Мотыльевича. До коменданта очередь дошла только два часа спустя. Поначалу бледный, в нижнем белье и наброшенной на плечи шинели, со следами допросов на лице, офицер дрожал то ли от страха, то ли от холода. Затем, когда два солдата уже тащили его к расстрельной стенке, он вдруг истошно завопил:
– Сволочи! Вас все равно всех убьют! Ненавижу-у-у-у!!!
Так и вопил, пока его не заткнул короткий винтовочный залп.
– Ну, вот все и закончилось, – тыльной стороной ладони Алекс стер со лба холодный пот. – Сейчас приберем за собой и через пару часов выступим.
– А мы не слишком торопимся, – засомневался штаб-капитан Крыдлов.
– Вы это скажите тем, кто сейчас сидит в Каме! Через два часа!
Срок этот пришлось нарушить, поскольку причина была уважительной – в Крешов прибыл транспорт с двенадцатидюймовыми бомбами от князя Ясновского. Обозники даже не сразу поняли, почему их встречают не радостными криками, а направленными со всех сторон стволами винтовок. Их командир в чине артиллерийского капитана тоже не сразу разобрал, с кем имеет дело. Он даже пробовал наорать на окруживших его солдат, но, получив прикладом по лицу, упал и замолчал, выплюнув вместе с кровавым сгустком выбитые зубы. Солдаты, охранявшие транспорт, и ездовые побросали оружие и подняли руки.
– Этого, – полковник Барти ткнул пальцем в офицера, – возьмем с собой. Остальных – разогнать!
– А с транспортом что делать?
Основной груз крытых фургонов составляли тяжелые чугунные бомбы и пороховые заряды для гаубиц. В нынешнем положении вооруженных сил «Свободной Себрии» они не представляли для них никакой ценности, хотя князь Ясновский немало заплатил за них чистым золотом.
– Освобождайте фургоны! Грузите продовольствие и раненых!
Бомбы и порох тут же побросали в снег у дороги. Поскольку раненых после последних событий осталось немного, оставшиеся повозки забили продовольствием. Обозные лошади, когда их разворачивали обратно, жалобно ржали. Вместо положенного и честно заработанного отдыха они почуяли тяжелый и длительный обратный поход.
Обернувшись назад и бросив последний взгляд на город, ставший большим склепом, штаб-капитан Крыдлов обратился к полковнику Барти:
– Может, все-таки стоило оставить в Крешове хоть какой-нибудь гарнизон?
Алекс же смотрел на выползшую из города серую змею походной колонны. Три с половиной тысячи штыков, около сотни оставшихся сабель, ни одного артиллерийского орудия и огромный обоз – все, что осталось от вооруженных сил «Свободной Себрии». Без тыла, без снабжения, зато с сильнейшей жаждой мести.
– Нет, сильный гарнизон мы оставить не можем, а слабый – город все равно не удержит.
На ходу допрошенный пленный капитан большой ясности о ситуации в Каме внести не смог. Его транспорт вышел из крепости еще до начала всех событий, двигался медленно, всю информацию об окружающем мире получал от обгонявших его посыльных, а они были не слишком многословны. Но о том, что часть крепости по-прежнему удерживается свободносебрийскими войсками, он знал.
– Что со мной будет дальше? – шамкая изувеченным ртом, спросил артиллерист. – Меня расстреляют?
– Пощады просить не будете?
– Нет, – после короткого раздумья прошамкал пленник. – Предпочитаю умереть достойно, как и положено офицеру!
– Очень жаль, что в армии такого мерзавца, как князь Ясновский, еще попадаются достойные офицеры вроде вас, капитан. Вы ведь в крешовской резне не участвовали?
– Нет, как я мог?! И поверить не могу, что такое могло произойти.
– В таком случае ступайте в Крешов, благо мы недалеко ушли, и убедитесь во всем лично, а потом найдите себе хорошего дантиста. Только сначала дайте слово офицера не участвовать в боевых действиях против нас.
Пленник выпрямился и старательно, как можно четче, произнес:
– Даю слово офицера.
– Верните господину капитану его саблю, – распорядился полковник Барти.
С саблей вышла заминка, нашлась она только минут через десять. Затянув ремни портупеи, ясновец хорошо отработанным движением вскинул ладонь к виску.
– Честь имею, господа офицеры!
Алекс, а вслед за ним и другие офицеры также отдали ему честь. Отпущенный пленник развернулся и зашагал против хода колонны обратно в Крешов. Глядя ему вслед, штаб-капитан Крыдлов спросил:
– Думаете, вас бы он вот так же отпустил?
– Не знаю. Вряд ли. В любом случае благородный враг достоин уважения.
– Пытаетесь создать легенду о грозном, но справедливом полковнике Барти, который одной рукой карает виновных, а другой милует непричастных?
– Легенды пишут победители, а мы пытаемся полного разгрома избежать.
Дальнейший марш протекал, в общем, гладко, если не считать нескольких мелких стычек с княжескими частями. При приближении столь грозной, по местным масштабам, силы, они предпочитали отходить, не принимая боя. На четвертый день головной дозор вышел к тому самому мосту, который