весть о спасении гарнизона достигла Лондона, подвиг Келли газетчики воспели как «один из самых замечательных маршей в истории» — вывод, с которым нельзя не согласиться. С юга первыми добрались до Читрала только неделей позже далеко ушедшие вперед от основных сил корреспондент «Таймс» капитан Янгхасбенд и его друг майор Родерик Оуэн, который представлял «Пионер» из Лакхнау. Они даже не пытались получить у Лоу разрешения самостоятельно ехать через враждебную территорию, зная заранее, что получат отказ. Вечером они отобедали с Робертсоном и Келли и распили драгоценную последнюю бутылку бренди в доме, который в дни Аман?аль?Мулюка служил резиденцией Янгхасбенда, а затем дал приют штабу Шера. Британские офицеры высоко оценили фанатическую храбрость врага, особенно пуштунов. Но настоящими героями, по единодушному мнению, были силачи из сикхских пионеров, люди низшей касты, которые на службе у Роберт?сона и Келли сражались, проявляя редкостную силу духа и профессионализм. Чем хуже становились условия в крепости, чем страшнее становился огонь врага, тем отчаяннее сикхи рвались в бой. Именно они, писал позже Янгхасбенд, в действительности спасли гарнизон.
Вскоре до Читрала дошло известие, что Умра Хан также покинул поле боя. Загрузив одиннадцать мулов сокровищами своего дворца, он благополучно добрался до Афганистана, оказавшись вне пределов досягаемости преследователей. Перед этим он освободил двух британских офицеров, захваченных после матча в поло и переданных ему Шером. С офицерами обращались неплохо, и Умра Хан даже извинился перед ними за способ, которым их пленили. «Умра Хан, — по наблюдению Робертсона, — вел себя как джентльмен». Кроме того, он оказался более удачлив, чем его читральский союзник Шер, который через десять дней бежал из столицы. Шер имел несчастье оказаться в руках у одного из своих противников, который морил его голодом, пока не передал в руки англичан вместе с полутора тысячами его сторонников. Шера отправили в изгнание в Индию, где он с ожесточением отозвался об Умра Хане: «Видеть его больше не хочу. Нарушил все наши договоренности и сбежал, как трусливая лиса». Несомненно, Умра Хан, сидевший в своем убежище в Афганистане, мог бы то же самое сказать о нем.
Британия пребывала в эйфории от новостей из Читрала, поскольку опасалась самого худшего. Майор медицинской службы Робертсон вернулся признанным политиком и восторженной королевой Викторией был посвящен в рыцари. Келли готовился к тому же, но вместо этого был назначен адъютантом королевы и получил орден Бани. Хотя рыцарства, которое он, как многие полагали, заслужил, Келли не получил, но остался в памяти солдат той армии обозников, с которыми совершал прославленный форсированный марш через горы. Капитан медицинской службы Генри Витчерч, вынесший с поля боя умирающего офицера после неудачной разведки в начале осады, удостоился Креста Виктории. Кроме того, еще одиннадцать отличившихся англичан были награждены орденом «За выдающуюся службу». Наконец, орденов и наград были удостоены многие отличившиеся туземные офицеры и рядовые. Все, кто принял участие в деле, получили дополнительное жалованье за шесть месяцев и трехмесячный отпуск. Возможно, все это в самом деле было лишь «незначительной осадой», как скромно обозначил в подзаголовке своего отчета о ней Робертсон, но со временем выяснилось, что среди тех, кто принял в ней участие, — будущий фельдмаршал, по крайней мере девять будущих генералов и множество рыцарей. С точки зрения карьеры Читрал оказался явно подходящим украшением их послужного списка.
Теперь возник острый вопрос: что делать с Читралом? Будет ли он аннексирован, подобно Хунзе, или восстановлен независимым под властью дружественного Британии правителя? Эта проблема стала предметом горячих дебатов в военных и политических кругах, и сторонники «наступательной школы» неизбежно вступили в конфликт с теми, кто одобрял «умелое бездействие». Хунзу заняли, чтобы защитить ее от российского вторжения, не поступить ли так же и с Читралом? Но как раз за прошедшие месяцы условия в памирском регионе резко изменились. Почти незаметно на фоне драматической осады Лондон заключил с Санкт?Петербургом договор, который окончательно установил границу между российской Центральной Азией и Восточным Афганистаном. Памирское «окно», так долго волновавшее британских стратегов, наконец закрылось. С согласия Абдур Рахмана узкий коридор земли, который раньше никому не принадлежал и простирался в восточном направлении до китайской границы, стал теперь афганской суверенной территорией. Не превышая в некоторых местах и десяти миль в ширину — минимальное расстояние между Британией и Россией в Центральной Азии, — этот коридор гарантировал, что их границы нигде не соприкоснутся. По общему признанию, он гарантировал русским постоянную власть над большей частью памирского региона. Англичане знали, что, если Санкт?Петербург решит захватить остальную часть этого региона, они будут фактически бессильны это предотвратить. Но, по крайней мере с британской точки зрения, теперь существовала официально признанная граница, за пределы которой Санкт?Петербург продвигаться не мог — за исключением, конечно, боевых действий в случае войны.
Это урегулирование, естественно, имело тесную связь с вопросом о Читрале. «Наступательная школа» утверждала, что, раз новые границы подпустили русских еще ближе к перевалам, ведущим к Читралу и Северной Индии, надо держаться за территорию крепче, чем когда?либо. Индийское правительство также присоединилось к этой точке зрения, сообщив Лондону, что предлагает разместить в Читрале постоянный гарнизон и проложить к нему стратегическую дорогу от Пешавара через перевал Малаканд. Единственный дополнительный путь для переброски войск на случай кризиса из Индии в Читрал проходил через Гилгит, но даже поздней весной, как обнаружил Келли, этот проход все еще заваливало снегами, и действовала только дорога из Индии до Гилгита. Однако, несмотря на эти аргументы в поддержку сдерживания, либеральный кабинет лорда Росбери уже принял решение, вызванное прежде всего нежеланием снова угодить с Читралом в затруднительное положение. Правительство метрополии аннулировало решение Калькутты, и теперь в Читрале не должно было остаться ни войск, ни политических советников. Среди причин, объяснявших такой шаг, называли чрезмерность затрат на содержание гарнизона, а также на строительство и защиту дороги, которая проходила бы через двести миль враждебной территории, контролируемой пуштунами. Более того, Лондон утверждал, что такая дорога может стать обоюдоострым оружием и использоваться равно как защитниками, так и захватчиками.
Но менее чем через два месяца постановление было неожиданно отменено: либералы утратили власть, и на Даунинг?стрит вновь вернулся лорд Солсбери. И что еще важнее для Индии — помощником министра иностранных дел был назначен Керзон. Он?то и сумел убедить премьер?министра в необходимости «спасти» Читрал, предупредив о вероятности его захвата русскими в случае ухода Британии. Кроме того, настаивал Керзон, уход англичан будет расценен пограничными племенами как признак слабости, особенно в свете памирских приобретений русских. Мятежи и межплеменные свары, уже начавшиеся в некоторых северных районах, только усилятся, если уйти из Читрала, — у туземцев наверняка появится уверенность, что англичан можно изгнать. Аргументы Керзона взяли верх, и Читрал было решено сохранить. Там разместили постоянный гарнизон, состоящий из двух батальонов индийской пехоты, горных батарей и саперов, а еще два батальона охраняли перевал Малаканд и другие важные точки по дороге на север.
«Ястребы» одержали победу, и позднее выяснилось, что они были правы, требуя сохранить Читрал. Весной 1898 года на позициях на Памире один из офицеров 60?го пехотного полка — капитан Ральф Коббольд узнал от соседа, русского офицера?пограничника, что у них есть приказ немедленно захватить Читрал в случае эвакуации британцев. Были разработаны «очень подробные планы» в расчете на такую возможность, и русский офицер тайно посетил Читрал, чтобы изучить систему обороны и маршруты подхода. Информатор Коббольда добавил, что планы захвата Читрала «постоянно обсуждаются за обеденным столом у губернатора Ферганы», а другие русские офицеры говорили, что рассматривают настоящую границу с Афганистаном как «чисто временное соглашение» и «ни в коем случае не постоянное». Коббольда очень впечатлило то, как хорошо русские информированы о режиме и обустройстве на британской и афганской сторонах границы. Он объяснял это «интенсивной системой шпионажа, которую ведет российское правительство вдоль границ Индии», и добавлял: «Доверенные люди инкогнито постоянно снуют между русской границей, Кабулом и Читралом, собирая и передавая всевозможную информацию, касающуюся вопросов безопасности». Русские офицеры, которых он встречал, «все ждут воины с большим нетерпением», — сообщал он.
Как уже отмечалось раньше, служившие на границе русские офицеры часто вели разговоры о войне. Это было одним из способов поддерживать моральный дух. Разработка же планов нападения и сбор разведданных — просто часть рутинной работы штабных офицеров в большинстве армий. Более того, позволяя каким?то сведениям достичь ушей британцев, они успешно вынуждали их держать в Индии больше войск, чем требовалось на самом деле. Это было частью Большой Игры. Русские получили все, что
