Из немецкого госпиталя нас, уже взвинченных и ошарашенных, повезли в детский концлагерь, который до прихода немцев был сиротским приютом. Танки русского ОСНАЗа так внезапно ворвались в этот город, что немецкая администрация лагеря и их помощники из русских предателей ничего не успели сделать, и все дети остались здоровы и невредимы, хотя по приказу рейхскомиссара Коха они, как и прочие заключенные, подлежали обязательному уничтожению. Поговорив с детьми и сделав фотографии, мы отправились дальше, непосредственно к месту сражения.
Но сначала произошла незапланированная остановка. Дорогу нам перекрыла колонна пленных, которых русские конвоиры гнали по дороге куда-то на север. Колонна была большой, и гунны, которые в ней находились, были запыленные, испуганные, усталые и почти все раненые. Я ранее видел кадры кинохроники, где такие же солдаты с самодовольными ухмылками на полупьяных мордах, в мундирах с закатанными рукавами маршировали через всю Европу, считая себя расой господ… А вот теперь они бредут под охраной суровых русских конвоиров, побежденные неодолимой силой русского народа. Мои коллеги опять схватились за свои фотоаппараты, уж больно характерной была представленная нам сцена.
И вот, наконец, то поле, которое мы видели с воздуха. Вблизи оно выглядело еще более страшным и впечатляющим. Первое, что мы посетили, были русские позиции, возле которых и остановились автобусы.
– Выходите, джентльмены, – скомандовал переводчик, – далее можно идти только пешком.
Зигзагообразные окопы, ячейки для тяжелых пулеметов и капониры с аппарелями для противотанковых самоходок и боевых машин пехоты. Дно окопов и капониров было усыпано грудами латунных гильз, а земля вокруг и брустверы окопов и капониров носили следы многочисленных разрывов вражеских снарядов. Но все же люди, оборонявшие эти окопы, вышли из этой схватки победителями, чего нельзя было сказать о тех, кто валялся на подступах к этим окопам и вокруг подбитых танков. Мы ощущали запах горелой краски, резины, железа, удушливой тротиловой гари, а также уже явственно чувствовавшийся трупный запах.
Нет, не зря русские притащили сюда японского корреспондента, совсем не зря. Они хотели, чтобы он посмотрел на результаты их сокрушительной победы и доложил своему начальству, и не тому, что в газете, а тому, что в их армейской разведке. Теперь Сталин сам будет выбирать время и место, где он начнет войну с джапами в схватке за господство над Азией, после того как закончит войну в Европе. Грядет новый век, в котором мы, американцы, должны будем очень сильно постараться, чтобы не оказаться на вторых ролях…
10 июля 1942 года, 00:55. Москва. Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
На лежавшей на столе Верховного карте отмеченные синим позиции германских войск и их союзников напоминали бычью тушу неправильных очертаний, разрубленную на куски беспощадными ударами топора мясника. Положение войск фашистской Германии и ее сателлитов за истекшие два дня из тяжелого превратилось просто в катастрофическое. Разгромить прорвавшийся в глубокий немецкий тыл советский мехкорпус Особого назначения контрударом 1-й танковой армии немцам не удалось. Более того, в ожесточенном сражении, длившемся почти двое суток – от рассвета 7 июля до заката 8 июля – разгромленной оказалась сама эта армия, в результате чего преследуемые по пятам советскими механизированными бригадами ее отдельные части, бросая остатки техники и тяжелого вооружения, беспорядочно отступили по направлению к Полтаве, то есть туда, откуда они пришли двумя сутками ранее.
За те четыре дня, что продолжался «Большой Орион», в результате совместных действий двух отдельных мехкорпусов Особого назначения генералов Бережного и Катукова, а также 2-й ударной армии генерала Черняховского и Центрального фронта генерала армии Жукова, вся группа армий «Юг» оказалась фактически отрезана глубоким прорывом мехкорпуса ОСНАЗ генерала Бережного, к исходу 9 июля взявшего Полтаву. Тем самым было прервано снабжение по железной дороге войск 6-й полевой немецкой армии, 8-й итальянской армии и 6-го армейского румынского корпуса под общим командованием генерал-полковника Паулюса. Теоретически в руках немцев еще оставался почти стокилометровый коридор между Полтавой и Сахновщиной, через который немецкие войска, оказавшиеся под угрозой окружения, могли бы отступить из намечающегося Харьковского котла. Но Гитлер пока еще не дал им на это разрешения.
Если же бесноватый Адольф будет думать еще сутки или двое, то этого разрешения генерал-полковнику Паулюсу уже и не потребуется. Дело в том, что завтра утром из района Сахновщины на Красноград перейдет в наступление Южный фронт генерала Малиновского, используя при этом резервы (за исключением 3-й танковой армии Лелюшенко), накопленные для отражения вражеского удара, предположительно сперва на Лозовую, а затем и на Сталино (Донецк). И хоть эта операция Ставкой задумана как отвлекающая, а основной удар в тыл немецкой обороны нанесет мехкорпус Бережного и сопровождающие его на флангах усиленные кавалерийские корпуса Белова и Жадова, зажатым в тисках встречных ударов немецким войскам будет не устоять. И вот тогда мышеловка захлопнется полностью и больше никто никого из Харьковского котла уже не выпустит.
В полосе Центрального фронта утром 9 июля, одновременно с рывком Бережного к Полтаве, как и предполагалось ранее, на участке стыка обороны 40-й и 21-й армий перешла в наступление 5-я танковая армия генерала Лизюкова, ударившая от Ржавы на Обоянь и отсекавшая 2-ю венгерскую армию от 8-й итальянской, то есть собственно группировку генерала Вейхса из 2-й полевой, 4-й танковой и 2-й венгерской армий, и без того уже охваченную советскими войсками с трех сторон, от группировки генерала Паулюса.
При этом так получилось, что основной удар советских танкистов пришелся по менее стойким и значительно хуже вооруженным итальянским частям, и те, не выдержав натиска советских механизированных частей, начали беспорядочное отступление. В результате на левом фланге 8-й итальянской армии фронт рухнул, и в образовавшийся прорыв шириной около двадцати километров бурным потоком хлынули советские танки и мотопехота.
Жуков рискнул, и по примеру Бережного под Брянском, бросил в прорыв 5-ю танковую, когда в третьей траншее у итальянцев еще шли отдельные рукопашные схватки. Рискнул и не прогадал, потому что до самой Обояни остановить рвущихся вперед советских танкистов итальянцам было просто нечем. Те части, что находились у Лизюкова прямо перед фронтом, обратились в паническое бегство, а организовать фланговые контрудары итальянцам было в общем-то и нечем. Все девять дивизий, которые дуче отправил на советско-германский фронт, были легкопехотными, а это значит, что они не имели ни тяжелого вооружения, ни бронетехники. В Обояни Лизюков постоит до завтрашнего утра, подождет, пока подтянется приотставшая пехота, а потом совершит или еще один 30–40-километровый рывок вперед, или приготовится помочь пехоте парировать попытку группы армий Вейхса вырваться из окружения под Курском на юг к Белгороду и Харькову.
Самой главной проблемой итальянской армии являлось полное отсутствие своей современной противотанковой артиллерии, парк которой состоял из сборной солянки, включавшей 25-мм французские противотанковые пушки (трофей 1940 года), 37-мм немецкие противотанковые пушки (поставки из Третьего
