В больнице все же нашелся дежурный пилот – и это было здорово, потому как меня совсем не радовала мысль, что Рику, уставшему и раненому, придется еще и вертолетом управлять. А лететь нам нужно было долго. Я могла не знать, где находится Древо Жизни, но о том, где расположено озеро Байкал знала отлично.

   – За три часа долетим, – раздался у меня в ушах голос Рика, стоило нам взлететь. – А ведь я должен извиниться перед тобой, Иви.

   – За что?

   – За то, что не воспринял всерьез твою версию. Ну, помнишь? Ту, которая про сказочных шаманов и похитителей душ… Кто бы подумал! Я ведь и сам до конца не верил, даже когда Даву звонил и просил прислать людей, не знал, как это все озвучить… А теперь – вот, – махнул рукой в сторону Морганы. – Ты ведь поняла, почему она тут, да?

   – Наверное.

   – Все ты поняла! Ты же у меня умница. Уверен, как «Скорую» возле «Высоких сосен» заметила, так сразу все точки над и расставила. Это я один, баран упрямый, отказывался замечать очевидные вещи.

   – Осел.

   – А?

   – Упрямый обычно осел. И не наговаривай на себя. Я что-то более-менее понимать начала только сейчас, когда увидела Моргану в наручниках. И то не уверена, что правильно оцениваю ситуацию…

   – А ты не сомневайся в себе, – придвинулся ближе, заставив положить голову себе на плечо. – Бери пример с меня. Я вот в тебя с первого взгляда поверил.

   Хмыкнула, смежив веки.

   – Потом мне об этом расскажешь более подробно, а пока, если можно, я хотела бы послушать о другом.

   – Можно, – вздохнул Рик.

   Очень-очень много лет назад, когда стена вокруг Аполлона еще не была сплошной, а ничейные земли были вполне себе обитаемыми, в маленьком приграничном городке, название которого давно затерялось в песках времени, родился такой уродливый мальчик, что даже собственная мать не смогла поднести его к груди и бросила младенца в хлев к козам.

   – Может, его к Древу Жизни свозить, – забеспокоился отец, мальчишка не был его первенцем, но сын же все-таки, не мех гнилой картошки.

   – Сдурел совсем? – ахнула мать. – Да оно во второй раз погибнет, если этот уродец его вод коснется. Пусть в хлеву живет. Издохнет – и пусть его. Выживет – значит, судьба.

   А уродец, которому даже имени никто не удосужился дать, не просто выжил, а вырос молчаливым, угрюмым, нелюдимым и злым. Очень долго он люто ненавидел мать с отцом – за то, что они позволили ему родиться, за то, что отреклись от него, за то, что так никогда и не впустили в дом, где жила вся остальная многочисленная и шумная семья.

   Постепенно эта ненависть перекинулась на всех жителей села, на весь мир и, наконец, на собственное тело – отвратительное, уродливое, неестественное. В человеческом обличии он сохранял черты животного, в животном – человека.

   Омерзительный мутант, который и родиться-то не должен был никогда, насмешка над всеми богами и немой укор живой природе…

   Изо дня в день, из года в год, безмолвно, яростно, истово желая избавиться от этого унизительного придатка в виде уродского тела. И однажды он проснулся от ощущения невероятной легкости и понял, что мечты сбываются: проклятая оболочка лежала внизу, на серой тряпке, брошенной поверх кипы ароматного сена, а сам безымянный уродец летал где-то под потолком.

   Он не помнил, сколько прошло времени между моментом обнаружения счастливого события и до того мига, как бестелесность начала пугать – и очень сильно. Урод продолжал жить вне тела: хотел есть, пить, спать. Хотел по нужде, будь она проклята! Или не хотел? Или это все было своего рода фантомной болью? Выяснять он не стал – выпорхнул в чердачное окно сарая, где провел всю свою жизнь, пересек скотный двор и порывом смрадного ветра ворвался в отчий дом – впервые за всю свою жизнь.

   Огляделся, проникся запахом тепла и свежей сдобы и вдруг разбился о недовольное бормотание:

   – Арна! Закрой окно! Воняет же со скотного двора, как ты не чувствуешь?

   – Прости, милый. У меня что-то нос заложило.

   Старший братец. Наследник отца. Будущий хозяин всех этих неземных ароматов и пьянящего тепла…

   Урод и сам не понял, как так получилось, что в следующее мгновение он смотрел на Арну чужими глазами. Испугался поначалу страшно – снова телесная тяжесть? Нет, нет!! Запаниковал, просто обезумев… но тут же вспомнил, что тело урода осталось лежать там, под крышей сарая, а здесь… здесь есть Варх. Пока еще есть. Скулит испуганным волчонком на задворках сознания. Ну и пусть себе скулит – к звукам, которые издают животные, урод давно привык.

   Не урод.

   Варх.

   Одна беда: и месяца не прошло, как новое, очень красивое, очень полезное, очень функциональное и любимое всеми остальными жителями поселка тело заболело, начало гнить изнутри, во рту появился вкус крови. Ранее привычный, теперь он казался чем-то отвратительным, лишним и совершенно неправильным.

К счастью, у урода был не один старший брат.

   – Ужас какой, – я поежилась, сильнее прижимаясь к Рику. – В том поселке кто-нибудь выжил?

   – Только женщины, догадливая моя. Впрочем, Варх – это имя он стал считать своим – очень скоро обзавелся группой последователей. Немногочисленной, правда, но не менее жестокой. Про черные воронки рассказывать?

   Я тихо охнула, не веря собственным ушам. Ну ни фига ж себе!

   – А они разве не к Питомнику отношение имеют? Я думала…

   – Не к Питомнику, моя Бубушечка. Не к нему. Так рассказывать?

   – Спрашиваешь!

   Итак, урод, будем звать его Вархом, открыл в себе способность захватывать чужие тела. Он активно пользовался этим умением, меняя оболочки, как перчатки. Это было неудобно и временами здорово злило. Едва привыкнешь и обживешься, как – бах! – снова переезжать. Варх начал задумываться над причинами этого явления, более тщательно стал выбирать донора, уделяя больше внимания его здоровью. Но ряд экспериментов показал, что и здоровые особи очень скоро начинают болеть, и максимум через полгода их можно было выбрасывать на помойку.

   А дело начинало принимать дурной оборот. Весть о гнилой лихорадке бежала впереди Варха. И однажды, когда новое тело начало болеть и разлагаться, односельчане не стали ждать кончины бедняги, а закрыли его в бывшем свинарнике – насмешка судьбы! – и подожгли. Задыхаясь в