— Ты! — я ухватилась за прутья клетки. — Как тебя зовут?
Тень молчала. Глаза уже были тусклые и серые, как зимнее северное море. Я перевела дыхание. Руки дрожали.
— Послушай меня. Ты умеешь рисовать, я знаю. Я хочу тебя купить. Слышишь? Я могу дать тебе свободу.
Тень продолжала молчать, безразлично покачиваясь в неслышном ритме. Что же делать?
— Антон! — заорала я. — Тащи сюда торговца.
Прибежал испуганный Антон, сзади неуверенно топал торговец. Я не сводила глаз с женщины. Ее состояние было очень плачевно. Через лохмотья просвечивали ребра, руки были в коросте и кровоподтеках различной давности, на ноге зияла страшная смрадная язва.
— Кто она? — кивнула я торговцу.
— Это выбрак. Завтра будем отправлять на рудники, хотя вряд ли она переживет плавание.
— Как ее зовут?
Торговец замялся.
— Благородная госпожа, у рабов нет имен, только номер. Ее номер — 18412.
— А что с ее историей? Откуда она, как оказалась в рабстве, и как давно?
— Простите, я не знаю. Она прибыла месяц назад с кораблем из Мирстены. Меня не интересовали такие подробности.
— Оставь нас на минуту, — я махнула торговцу и прислонилась лбом к прутьям клетки, не сводя глаз с невольницы. — Утро… побережье моря… девушка в белом… это ты… рисуешь рассвет… настоящий талант.
Тень вздрогнула, словно от удара хлыстом.
— У тебя все было: талант, красота, молодость, достаток. Что же с тобой произошло?
Тень молчала, но в глазах появились боль и отчаяние.
— Послушай меня. В жизни всегда есть место…
— Надежде? — я вздрогнула от голоса невольницы, он был подобен скрежету ржавого кинжала по стеклу. Горечь насмешки сводила скулы.
— Нет, надежда — то пустое. В жизни должно быть место цели. Если у тебя есть цель, ты живешь. Когда теряешь ее, ты уже мертва, даже если еще дышишь и ходишь. Каждый сам выбирает себе судьбу, слышишь? Надо просто правильно выбрать себе цель. У тебя есть цель?
Тень молчала.
— Послушай, тебе плохо, знаю. Но я пережила много худшее… Знаешь, как больно от холода в сырых подвалах? Когда перестаешь ощущать собственные пальцы, синяки продолжают ныть, а кости болеть? И самое страшное — это ощущение, как замерзают твои чувства, когда теряешь последнее — собственный разум… Но я выжила и сейчас стою перед тобой. А мои враги… Они прокляли тот день, когда… Впрочем, неважно. Я могу тебе помочь, соглашайся.
Тень зашлась в сухом горячем кашле.
— Зачем вам помогать, если вы и так можете меня купить? Какое вам дело до меня? Оставьте меня в покое, дайте умереть…
— Мне не все равно! Ты должна хотеть рисовать и быть в состоянии это делать. Умение рисовать — это талант, часть души. Я могу купить твое тело, но не душу. Пожалуйста, скажи, что будешь рисовать. Ты не представляешь, как мне нужен твой дар!
Тень мрачно скривилась в жалком подобии улыбки.
— Ну раз нужен, значит буду рисовать. Только не пожалейте потом…
Я подскочила к перепуганному торговцу.
— Сколько за нее?
— Пятьдесят золотых, — не моргнув глазом, ответил толстяк. Боится меня, но свое не упустит.
— За выбрак? Не смеши меня. Даю двадцать пять, и то, только чтобы время не тратить на споры.
— Я не могу… — заканючил тот, и я схватила его за шкирку, встряхнула и тыкнула лицом в прутья клетки.
— Не зли меня. Я очень, слышишь, очень тороплюсь. Да, кстати, как думаешь, управитель Варгес заинтересуется твоими темными делишками с торговцами из Мирстены?
Толстяк часто-часто заморгал.
— Мирстена ведь теперь в составе опального вояжества Чорногерии? А торговля с отступниками запрещена, а?
— Ладно-ладно, забирайте, — торговец устало махнул рукой.
Пришлось потратиться и нанять извозчика, рабыня не могла сама передвигаться. По карете бешено стучали тяжелые капли тропического шторма, пришедшего с моря. Мы с Антоном молчали всю дорогу, а невольница просто лежала с закрытыми глазами. Может, спала, может, нет.
Дома Антон бросился разогревать ужин, а я потащила ее купаться. Кроме того, мне надо было взглянуть на раны, оценить общее состояние. Я не лекарь, но в церковных стенах и ордене когниматов нахваталась достаточно знаний для того, чтобы вылечить несложные раны и болячки. Увы, придется искать настоящего лекаря. Если кровоподтеки заживут, а травяные компрессы помогут от коросты, то язва на ноге выглядит устрашающе, я сама не справлюсь. А еще мне не нравился ее кашель. Очень не нравился.
За ужином все опять молчали. Антон уныло ковырялся в тарелке, исподлобья разглядывая женщину. Та не поднимала глаз, но свою порцию ела жадно.
— Как тебя зовут? Должны же мы как-то к тебе обращаться? — я нарушила молчание.
— Мне все равно, называйте, как хотите.
— Хм, ну тогда будешь Тенью. Антон, завтра еще придется отправиться к лекарю. Мне не нравится ее язва на ноге и кашель. Кстати, как давно у тебя кашель?
— Не помню.
— Заваришь ей ромашку и чабрец, пусть выпьет на ночь. Рисовать хочешь?
Тень вздрогнула, подняла глаза, потом опустила взгляд на правую руку, безвольно уронившую ложку.
— Антон отведет тебя в твою комнату и даст бумагу и карандаш. Попрактикуйся и вспомни навыки, ты можешь очень скоро понадобиться.
Тень встала из-за стола, поддерживаемая Антоном. Я добавила ей вслед:
— И нарисуй свою дочь, пожалуйста.
Спина невольницы дернулась, плечи сжались в защитную стойку. Она медленно развернулась ко мне, сбрасывая руку парня.
— Откуда? Откуда вы знаете?.. — она зашлась в приступе безжалостного кашля.
Я устало усмехнулась:
— Я много чего знаю, Тень. Даже больше, чем хотелось бы. Спокойной тебе ночи.
За окном уже бушевала самая настоящая гроза, раскаты грома освещали усталый город. Духота наконец спала, завтра будет чудесный прохладный день, полный дел и хлопот. Я уснула в ту же секунду, как моя голова коснулась подушки.
А проснулась не в своей кровати. Привязанная.
Голова гудела, как набатный колокол, рядом сидел усталый Антон, в угол комнаты забилась Тень, взирающая на меня с откровенным ужасом и отвращением.
— Приступ? — прохрипела я, в горле першило, кажется, связки порваны. Дикий цепенящий холод, словно я вновь в монастырских подвалах.
Антон молча кивнул, развязывая меня и подавая стакан травяного настоя. Я жадно выпила, попыталась сесть. Перед глазами все плыло, страшная слабость.
— Да лежи ты, — Антон попытался уложить меня обратно, но я упрямо села на кровати, слегка покачиваясь.
— Который час?
— Восемь утра.
Я скривилась. В девять должен придти Мартен с отцом, а потом поверенный. Еще надо было найти лекаря. А еще… Я спохватилась.
— Вам удалось что-нибудь записать или запомнить?
Антон мрачно скривился.
— Лучше. Когда у тебя началось, я разбудил Тень. Она
