– Каррамба! Млят! – выругался испанец, когда пошатнувшийся враг скрылся в дыму и темноте.
– Прячь пушку! – напомнил я ему, и не думая попрекать тремя потраченными патронами…
Хотя Дагона так и не нашли ни среди мертвых, ни среди живых – что, учитывая его опыт и сноровку, было не очень-то обнадеживающим признаком, Васкес был все же уверен, что уж одним-то выстрелом точно попал в него и ранил достаточно серьезно. В попадании не сомневался и я, но вот насколько оно серьезное? В том, что он околеет от раны где-нибудь в неизвестном нам укромном месте города, у меня как-то уверенности не было. Живучий, урод, раз ушел! И ведь как-то же он проник в город в далеко не самой простой для этого обстановке!
– С парламентерами Кулхаса под видом одного из их свиты! – разгадал наконец Хренио этот ребус. Но оставались и другие, посложнее. Например, где финикиец взял еще людей, которых у него, по нашим подсчетам, оказалось больше, чем было купленных им на рынке военнопленных. Ведь вольная городская шантрапа никогда не пошла бы на такую акцию, после которой когти надо рвать из Кордубы в темпе вальса и никогда больше в нее не возвращаться. Зачем это городским? Значит, и это тоже наверняка были рабы из тех, которым нечего терять. Раз так – кое-что становилось понятным. Получив свободу, они все равно не собирались оставаться в городе – почему бы и не заслужить ее, славно покуролесив перед уходом с оружием в руках? А торопились они оттого, что нужно было еще успеть выйти к городским воротам и захватить их, дабы уйти беспрепятственно. Но вот кто продал Дагону недостающих рабов? И где он взял такую прорву денег на людей и оружие? На эти загадки у нашего испанского мента разгадок пока не находилось.
Ситуация значительно прояснилась, когда собственное расследование провел «досточтимый» Ремд. У него-то, в отличие от Васькина, были и связи, и осведомители, и личное влияние в городе. Еще утром «досточтимый» выяснил, что еще одна группа рабов, купленная ранее и закованная от греха подальше в цепи, поскольку предназначалась для отправки на рудники, была тоже перекуплена в тот день у их владельца человеком, очень похожим по описанию на неуловимого финикийца. И расплачивался тот серебром, как и с продавцами на рынке. Даже по весу потраченные финикийцем монеты были неподъемны для него, не говоря уж о ценности, и получалось, что раздобыл он их уже в городе. Ну и какой же дурак дал ему такие деньжищи?
Это Ремд выяснил уже днем. Оказалось – не дурак, а очень даже известный и уважаемый в Кордубе человек, член городского совета и достаточно богатый, чтобы установленная сумма не разорила его. Разве бывают такие дураками? А что дал столько серебра взаймы «первому встречному», так ведь не у всякого из «первых встречных» найдется при себе печать одного из богатейших купеческих семейств Гадеса – такая, с которой соответствующее заемное письмо будет немедленно и безо всяких дурацких вопросов этим семейством обналичено. Что это за семейство такое – этого ни широкой городской общественности, ни нам, наемной солдатне, знать не полагалось, но по то разгневанному, то злорадному лицу «досточтимого» несложно было сообразить, что уж ему-то сия великая тайна хорошо известна…
18. Программа перевооружения
– Привет, рабовладелец! – шутливо окликнул меня утром Володя.
– От рабовладельца слышу! – так же шутливо отбрил я его.
Слуг мы себе перед отправкой обратно на рудник приобрели все, так что все теперь в этом смысле друг друга стоили. Да, простые турдетанские рабовладельцы – кто ж мы еще-то?
– А за рабами, значит, опять нам следить?! – грозно вопрошают своих половин Юлька с Наташкой, картинно уперев руки в боки.
– Макс с Васькиным своих вообще без присмотра оставить как-то не боятся! – отвечают те, пожимая плечами.
С утра у нас стрельбы. Новые арбалеты к нашему возвращению уже ждали нас готовые, и теперь мы тренируемся в стрельбе из них – по одному, залпом и парами, периодически перетасовываемыми, дабы каждый умел взаимодействовать с каждым.
– Чтобы вступить в рукопашный бой, разведчик должен прогребать где-то автомат, пистолет и стреляющий нож, после чего найти ровную площадку и встретить на ней такого же раздолбая! – хохмит Володя. – Поэтому мы, господа арбалетчики, будем изучать не рукопашный бой, а тактику действия малых подразделений!
Но это, конечно, шутки. Отстрелявшись, мы вступаем и в рукопашную схватку – парами и двое на двое, тоже периодически меняясь. Если в бою «двое на двое» в паре с тобой Серега – проигрыш гарантирован, но зато это неплохая тренировка в бою одного против двоих. Лишнюю минуту при таком раскладе продержаться – тоже немало, а в реальном бою зачастую и спасительно. Иберийские камрады поначалу посмеивались при виде наших деревянных мечей, но посмотрев на наши бои в полный контакт, смеяться перестали. Настоящим оружием мы давно бы уже перебили друг друга на хрен.
После завтрака у нас верховая езда. Попытки галопировать на флегматичном муле – зрелище прекомичнейшее, но на горячих иберийских лошадей нам садиться еще рано. Если кто не в курсе – ни нормальных конских седел, ни стремян античный мир не знает. Даже «рогатое» римское седло еще не изобретено, а чепрак лишь защищает ноги от едкого конского пота, но никак не облегчает удержание драгоценной задницы седока на спине его скакуна. Поэтому мулов нам для первоначального обучения выделили самых смирных, и эта предосторожность вовсе не оказалась лишней. Уже с первого же занятия по вольтижировке мы вынесли стойкое убеждение, что самое лучшее ездовое животное – это вообще ишак. С него не так больно падать. А Серегу Юлька теперь, когда не в духе, исключительно «говнюком» кличет. За что? Ну, она-то всегда найдет за что. А вообще-то – как раз за неудачное падение с мула. Его проклятая животина сбросила с себя не просто на землю, а прямиком в свежеотложенную кучу – ага, вот этого самого, гы-гы!
Она же и ржала тогда с него больше всех, после чего вознамерилась даже типа показать нам тут всем класс, если кто-нибудь соизволит ее подсадить – лишь бы только не этот, который весь в говне извазюканный. Из всех нас Юлька и в самом деле была на тот момент самой крутой наездницей, имеющей немалый практический опыт – ага, целых три раза на ведомой хозяином за поводья кляче в городском парке! А Серегу мы тогда едва уговорили сменить гнев на милость
