самим церкви Св. Георгия. Тут в малом алтаре, где священники снимают свои ризы, князь сидел на стуле и слушал литургию, будучи уже не в силах стоять на ногах. Воротясь в терем, он лег и более не выходил. Гниение дошло уже до гортани, так что больной в течение семи недель не мог принять пищи и только пил понемногу воды. Наконец в ночь с четверга на пятницу 10 декабря 1289 года в день св. Мины, Владимир Василькович испустил дух. Княгиня и «дворные слуги», омыв тело и завернув его в оксамит с кружевами, «как подобает царям», возложили его на сани и в тот же день отвезли во Владимир, в собор Богородицы. Было уже поздно, и тело оставили в церкви в санях. В субботу рано поутру после заутрени епископ Евсигней с игуменами, в том числе Агапитом Печерским, отпев обычные молитвы, положили тело Владимира в каменную гробницу. Летописец передает при этом и самые причитанья над телом покойного супруги его Ольги Романовны, которая особенно поминала его незлобие и терпение. Кроме нее плакала над ним и сестра покойного, Ольга Васильевна, бывшая замужем за одним из черниговских князей. «Лепшие мужи» владимирские плакали над ним, поминая, что он никому не давал их в обиду подобно деду своему Роману, и что теперь зашло их солнце и конец их безобидному житию. По слову летописца, плакали о нем не одни русские жители Владимира, богатые и нищие, миряне и черноризцы, но также немцы, сурожские (итальянские) и новгородские торговые люди, и самые жиды, как будто после взятия Иерусалима, когда их вели в плен Вавилонский. С 11 декабря до самого апреля гроб был только накрыт крышкою, но еще не замазан известью, а 6 апреля в среду на страстной неделе княгиня и епископ со всем причтом, открыв гроб и совершив обычные молитвы, наглухо его замазали.

Князь Мстислав не поспел приехать к 11 декабря, т. е. на погребение брата, а приехал уже после со своими боярами и слугами. Совершив плач над гробом, он начал рассылать свою засаду (гарнизоны) по всем городам Волынским. Но тут вновь возник вопрос о Берестейском уделе. Берестьяне, склоненные галицкими князьями, учинили крамолу, и едва Владимир скончался, послали за Юрием Львовичем и присягнули ему как своему князю. Юрий поспешил приехать в Берестье и поставил здесь свою засаду, также в городах Каменец и Бельск. Волынские бояре изъявили Мстиславу готовность положить за него свои головы, чтобы смыть сором, возложенный на него племянником. Они советовали князю сначала занять собственные города последнего, Бельз и Червен, а потом идти на Берестье. Но «легкосердый» Мстислав не хотел проливать кровь неповинную и прежде стал действовать на Юрия увещаниями, напоминая все предшествовавшие обстоятельства передачи ему Волынской земли покойным Владимиром при татарском хане, с молчаливого согласия самого племянника и его отца. В случае дальнейшего упорства возлагал на него ответ за пролитие крови и объявил, что он не только снаряжается на рать, но уже послал звать к себе на помощь татар. С теми же речами отправил Владимирского владыку и к самому Льву Даниловичу. Последний испугался угрозы татарами («у него не сошла еще оскомина от Телебужиной рати»); уверял, будто сын учинил все это без его ведома и обещал послать ему повеление удалиться из Берестья. И действительно послал с таким повелением своего боярина вместе с боярином Мстислава. Юрий не упорствовал более и со стыдом выехал из Берестьенской области, сорвав зло на княжих дворах и теремах, которые разграбил и разорил как в Берестье, так в Каменце и Вельске. Между тем Мстислав отправил гонца воротить с дороги своего служебного князя Юрия Поросского, служившего прежде Владимиру; этого князя он уже послал было звать татар. Мстислав приехал в Берестье. Горожане встретили его с крестами и выражением своей покорности; только главные заводчики крамолы бежали в Дрогичин вместе с Юрием, который присягнул не выдавать их дяде. Из Берестья Волынский князь проехал в Каменец и Бельск, также утвердил их за собой присягой жителей и оставил в них свою засаду. Воротясь в Берестье, он спросил своих бояр: «А есть ли тут ловчее?» (побор с жителей на содержание княжей охоты). Ему отвечали, что никогда не было. «Не хочу смотреть на их кровь (казнить смертию), а за их крамолу на веки уставляю ловчее». И велел своему писцу написать уставную грамоту, по которой ежегодно взималось с каждой сотни (купцов) два лукна меду, две овцы, пятнадцать десятков льну, сто хлебов, пять цебров овса, пять цебров ржи и 20 кур, а с простых горожан четыре гривны кун. При этом крамола берестьян по княжему приказу была внесена в летопись на память потомству.

Как видно, Владимир Василькович не ошибся в выборе своего преемника. Княжение Мстислава Львовича на Волыни по своему характеру было как бы продолжением княжения Владимирова. Он умел сохранить не только мир с соседями, но и пользовался уважением. Между прочим литовские князья соседней Черной Руси (братья Бурдикид и Будивид), чтобы укрепить мир с Волынью, уступили ему город Волковыйск. Конрада Мазовецкого он недаром взял под свою руку, по просьбе его Волынский князь послал ему на помощь свою рать с воеводою Чудином, которая завоевала Конраду княжение Судомирское. А старший брат его, Лев Галицкий с своей стороны сам водил свое войско на помощь брату Конрадову Болеславу Семовитовичу, который вел борьбу с одним из силезских князей Генрихом Вратиславичем за старшее, т. е. за Краковское, княжение. Кроме галицкой рати в этом походе соединились с Болеславом родной брат его Конрад и двоюродный Владислав Казимирович Локоток (Маленький), один из удельных князей Куявских, впоследствии знаменитый объединитель польской земли. Союзники подступили к Кракову и заняли внешний город; но внутренний замок, или кремль, храбро обороняли наемные немцы, оставленные здесь Генрихом Вратиславичем. Этот замок был очень крепок, весь каменный и хорошо снабженный метательными орудиями, каковы пороки и «самострелы коловоротные, великие и малые». Лев Данилович, известный своим ратным искусством и храбростью и притом как сильнейший из союзников, принял главное начальство; он повел свою рать на приступ и велел то же сделать ляхам. Но в самом разгаре боя вдруг пришла весть, что на помощь осажденным приближается большое войско. Лев приостановил приступ, начал приводить в порядок свои полки и послал в поле разведчиков. Оказалось, что никого не было. Сами союзники ляхи с умыслом распространили ложную тревогу, чтобы помешать взятию города Русью. Тогда Лев ограничился посылкою своих отрядов в собственные владения Генриха и захватом