ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Джегер стоит в самой нижней точке покачивающейся дуги, медленно поворачивается и поочередно смотрит вверх на людей по обе стороны моста. Его грудь вздымается, он глубоко вдыхает холодный воздух. Мускулы на его обнаженных ногах похожи на старые веревки, скрученные и узловатые, правое колено кровоточит, блестящая красная змейка стекает по длинной голени. Руки в перепачканных кольчужных перчатках держатся за стальные тросы. Старые доски скрипят под его весом. Но Джегеру, похоже, все равно. Если мост развалится, то он просто рухнет вниз с десяти футов в холодную грязь, только и всего, разве что будет немного больно и неприятно. Джегер два месяца просидел в тюрьме. У него не было денег ни на залог, ни на приличного адвоката. За последние годы количество убийств в городе резко возросло. Нужно было расследовать еще сотню преступлений. Но тут был убит известный человек, и убит жестоко; а потому полиция и прокуратура давили на единственного подозреваемого, пытаясь вырвать у него признание. Но признания не было. А когда ключевые вещественные доказательства подверглись тщательному научному анализу, их сочли недостаточными. На одних свидетельствах и случайных совпадениях дела не сошьешь, так что у суда не было иного выбора, кроме как принять решение об освобождении Джегера. Вот почему мост — не препятствие. Ничуть. Этого человека уже ничто не способно еще больше унизить или оскорбить. Вот о чем говорят вся его поза, выражение лица, крепкая и уверенная хватка обеих рук. Вот что он хочет сказать Лукасу, уставившись на него своими жестокими зелеными глазами.

И тут Джегер моргает.

Он делает еще один вдох и задерживает дыхание. Склоняет голову на длинной шее. Наверное, ему холодно. Любой бы на его месте замерз, будь он так же одет, да еще стоя неподвижно. Наконец он выдыхает и поворачивается на девяносто градусов, вцепившись обеими руками в толстый стальной трос.

Пит обращается к нему:

— Эй, придурок. Скажи всю правду, и мы тебя отпустим.

Джегер смотрит на грязное месиво под мостом. Откликается спокойно, негромко, но так, что его слышат все:

— Вот именно. Придурок. А Уэйд был весь из себя правильный, хороший парень, всеобщий любимец, а после смерти он вообще стал идеалом.

Все молчат. Слышно только, как ветер шелестит в листве, да медленно течет вода.

— Нет, когда он погиб, меня с ним не было, — говорит Джегер. — Но я знаю, как он погиб. Даже после того, как прошел дождь, остались улики: к югу отсюда, прямо у воды, был найден кусок кожи, содранный с его плеча. Это была первая рана. Уэйда ударили прутом арматуры с куском бетона на конце — сзади, слева; скорее всего, сбили с ног. Что позволило нападавшему завладеть его телефоном. Уэйд был весь в крови и без связи с внешним миром, но двигаться мог.

— Вот тогда и началась погоня, — продолжает он. — Остался кровавый след. Приборы обнаружения ДНК и специальные камеры показали, где он бежал, где истекал кровью. Дважды Уэйд пытался вернуться на ближайшую тропинку, но его снова ударили по плечу, а потом сломали руку. Эксперты определили это по тому, как свернулась кровь. Они знают, как быстро текла кровь и где упал Уэйд. Он был наверху, на заброшенных железнодорожных путях — возможно, пытался вернуться в город. И вот там убийца дубинкой разбил Уэйду колено. Искалечил его. Потом ему раздробили челюсть — наверное, для того, чтобы он замолчал. А потом убийца поволок его вниз, в густой подлесок, парой размашистых ударов сломал ему бедро. И тут по какой–то причине избиение на время прекратилось.

Джегер делает паузу.

Тихим, еле слышным голосом Сара говорит:

— Что это ты нам рассказываешь?

— Я объясняю вам, почему вы все идиоты, — Джегер смотрит на нее, переводит взгляд на Лукаса. — Пятнадцать, двадцать минут прошло. Убийца все это время стоял над Уэйдом. Разговаривал с ним, полагаю. Возможно, рассказывал, как сильно его ненавидит. Потому что причина убийства была в этом. В этом был весь смысл. Кто–то хотел получить удовольствие от его боли. Хотел, чтобы Уэйд был беспомощным, чтобы осознавал, что он искалечен и сломан.

Сара издает тихий жуткий звук.

Джегер качает головой.

— Двадцать минут с ним разговаривали, а затем три или четыре минуты жестоко избивали. По оценкам экспертов, через шестьдесят секунд Уэйд был мертв. Но он был крепким ублюдком, так что это не точно. Может, он чувствовал, как удары крушат лицевые кости, дробят ребра и руки, ломают шею.

Лукас прислоняется к ограждению.

Джегер напирает на трос, держится крепко, широко расставив руки. Ровный стук мощнейшей мышцы его организма заставляет сталь вибрировать. Все, кто касается моста, чувствуют эту вибрацию: сильное, частое биение его сердца.

— Я не питал к нему ненависти, — говорит Джегер. — Ты же знаешь меня, Одри. И ты тоже, Лукас. Я слишком погружен в себя, это так. Наша вражда была односторонней.

Он смеется и снова перехватывает оба троса.

— Да, мы бежали вместе в тот понедельник. И разговаривали. Но где–то через милю или около того я свернул, а он продолжил бег по маршруту. Для меня Уэйд был никем. Просто одним из группы. И я его не ненавидел. До тех пор, пока не провел два месяца в тюрьме, размышляя о нем и о его добрых, славных друзьях. И знаете что? Не могу избавиться от одной мысли. Интуиция подсказывает. У меня–то не было никаких причин убивать его, тем более таким способом. А вот кто–то из вас, ублюдков, как мне кажется, вполне мог убить Уэйда Таннера. Легко.

Вначале здесь была фабрика, затем ее превратили в грязный склад. Потом недвижимость продали за гроши, и инвестор устроил на верхних этажах жилые лофты, в западном крыле и в части погрузочной зоны разместился «Кофейный уголок», а с торца здания появился фешенебельный внутренний дворик с цветочными горшками и недействующим фонтаном. Лукас шел мимо черных железных ворот, ведущих во внутренний двор. Воскресный забег был завершен, кофе выпит, и Лукас как раз размышлял о том, что делать с оставшейся частью дня, когда за спиной раздался голос Сары:

— Мне нужны новые кроссовки.

Лукас обернулся, решив, что она обращается к нему.

Сара разговаривала по телефону:

— А какие стоит примерить?

Самым странным, непонятным и необъяснимым в это мгновение было ее