Пошатываясь, Варнер движется за Джегером на негнущихся ногах.

Остальные сгрудились позади.

Лукас ловит воздух ртом, пытаясь отдышаться перед тем, как сделать новый рывок. Ясеневая протока широка, как река, и длинный деревянный мост дрожит от топота ног. Джегер опережает всех на двадцать футов; добравшись до конца моста, он перелетает через ступени и жестко приземляется на землю. Вся его поза выражает удивление. Несколько мгновений он стоит неподвижно, смотрит на Лукаса, словно собирается что–то сказать, но так и не говорит. Снова начинает движение, и видно, что он бережет правую ногу.

Лукас легко спрыгивает по ступеням и бежит. Следующий отрезок пути широкий и прямой — это старая дорога, она пролегает через бывший двор фермы. Какой–то любитель тополей высадил их здесь рядами: тонкие белые стволы без листвы выглядят чахлыми и болезненными. И вновь ветер подталкивает бегущих в спины. И вновь бег ускоряется. На краю старого фермерского хозяйства высится могучий дуб, а за ним темнеет густой лес. Здесь было место, где Уэйд обычно поворачивал назад, когда они бежали от «Игрека». Выходило чуть больше семи миль.

Джегер исчезает за деревьями.

Лукас замедляет бег.

— Есть еще один мост, — говорит он.

Одри приближается к нему вплотную:

— Ну и что?

— Он закрыт. С прошлого лета.

— Но мы же сможем по нему перебраться, — говорит Гатлин.

— Да, — отвечает Лукас. — Но я сейчас не о том.

Мост высится вдали. С ним явно что–то не так. Четыре высокие покосившиеся опоры заваливаются к центру. В июне прошлого года в протоке бушевал сильный паводок, который изуродовал берега и размыл фундамент. Джегер несется изо всех сил, уходит все дальше от преследователей. Варнер боится, что беглец ускользнет, адреналин заставляет его ускориться — он добегает до Лукаса и сбивает его с ног, случайно зацепив за пятку.

Оба падают. Правой рукой в защитной перчатке Лукас попадает прямиком на торчащий из земли корень, пропарывает ладонь.

Одри останавливается.

Гатлин пробегает мимо и скрывается из виду.

Варнер со стоном поднимается на ноги и бросает на Лукаса смущенный, но изрядно злой взгляд, прежде чем, пошатываясь, направиться дальше.

— Ты как, в порядке? — спрашивает Одри.

Лукас стоит и смотрит, как на дешевой белой ткани расплывается кровавое пятно. Морщась от боли, он говорит:

— Вперед, — и медленно, глядя под ноги, трусит вперед.

«ОПАСНО. ПРОХОД ЗАКРЫТ» — гласит объявление на прибитых крест–накрест досках.

Джегер пролезает под заграждением. Стальные тросы служат ему перилами; широко раскинув руки, он медленно движется вперед, скрывается из виду.

— Мы проиграли, — говорит Одри. — Он нас сделал.

В ее голосе звучит неподдельная радость.

Гатлин стоит на спуске. Затем поднимает руку и машет кому–то на другом берегу.

За мостом — начало новой тропы и автостоянка. Если бежать по дороге в западной части парка вдоль Фостер–лейн, то до этого перевалочного пункта уже можно было бы добраться даже на четырех костях, быстрее, чем борзая пролетела бы по маршруту. Гатлин и Варнер стоят у перекрещенных досок, смотрят на тот берег. Старый висячий мост выглядит ветхим и опасным, он провис посередине, словно под огромным весом. В самом низу стоит Джегер. Он неподвижен. На противоположной стороне, широко расставив ноги, Пит караулит ограждение. За ним Мастерс и Крауз, поблизости держится Сара. Сейчас она улыбается.

— Посмотри на себя, — говорит Пит. Бьет кулаком в доски: — Если ты еще не научился летать, выходит, мы таки поймали тебя за задницу.

— Смотрел сегодня новости?

Лукас заваривал свежий кофе.

— В смысле те, что не про убийства?

Покойник засмеялся, потом замолк. А потом из тишины произнес:

— Вчера была гроза. В Гренландии.

Лукас не отвечал.

— Ты же знаешь, где находится Гренландия, верно?

— Вполне себе представляю, — сказал Лукас.

Снова смешок, на этот раз короткий, сердитый.

— Не то чтобы сильная буря, да и длилась недолго. Но если там, где эти ледники, пойдут сильные ливни — вот тогда начнутся настоящие проблемы.

— Я думал, у нас уже и так проблемы.

— Будет еще хуже, — пообещал Уэйд.

«Мистер Кофе» принялся за дело, довольный тем, что может проявить себя.

— Погода не была бы такой безумной, — сказал Лукас, — если бы китайцы не жгли столько угля.

— Это что за эксперт придумал? Ты сам?

— В основном Мастерс.

— Это не китайцы, Лукас. Это все мы.

Лукас ничего не ответил, он просто ждал.

— Умные люди могут нести чушь, — сказал Уэйд.

— Наверняка.

— А еще я знаю ребят, которые даже карту не умеют читать, зато видят то, что я бы в жизни не заметил.

Лукас налил себе свежего кофе.

— Я тебе уже говорил? Климат — самая главная причина моего создания. И дело не только в повышении уровня океана, и не в засухах, длящихся по десять лет, и не в аномальной жаре, обрушившейся на Персидский залив. Климат меняется. Он менялся всегда, и всегда жизнь адаптировалась к этим переменам. Разница только в том, что сегодня на Земле есть две вещи, которых не существовало в период эоцена.

Лукас повторяет новое для него слово:

— Эоцен.

— На Земле теперь есть деньги и есть политика. И вот эти две бесценные вещи попадают под удар больше, чем всё прочее. Султаны могут улететь в прохладную дождливую Швейцарию, а беднякам приходится умирать. Правительство Саудовской Аравии должно пасть, но тем временем инженеры сидят в своих бункерах с кондиционерами и управляют роботами, которые разрабатывают нефтяные месторождения в стопятидесятиградусном аду. Как будто это какая–то чужая планета, а они — благородные астронавты, занятые плодотворным трудом.

— Понимаю, — сказал Лукас.

— Политическая стабильность и богатство, — произнес голос. — От этих двух вещей люди зависят больше всего. А если говорить о нищете и бунтах, о мелких убийствах и больших войнах — все будет только хуже. С каждым часом, с каждым годом. Вот почему я вложил свои сбережения в это рискованное предприятие. Почему Уэйд это сделал. Конечно, мы рассчитывали лет на пятьдесят тонкой настройки и доводки, но у нас, по крайней мере, было время собрать всю информацию обо мне и поместить ее сюда. Здесь вся моя жизнь — в целости и сохранности.

Лукас отпил глоток и посмотрел в окно. Или, скорее, в пространство. Он просто задумался, но понятия не имел, о чем, пока не произнес это вслух.

— Никто бы не стал этого делать, — сказал он.

— Делать что? — спросил Уэйд.

— Собирать все подряд, — Лукас протер кухонный стол чистым полотенцем. — Дело вот в чем. Ты как будто складываешь свою жизнь в один большой чемодан. Но тебе постоянно приходится выбирать. Всегда находится что–то гадкое, постыдное, опасное, и ты смотришь на это и думаешь — черт, вот эту хрень надо бы выбросить.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен, — Лукас смотрел, как