На самом деле Лукас уже звонил на старый номер Уэйда. Он позвонил не сразу и только два раза; на удивление, оба раза было занято. Затем он попробовал позвонить после полуночи и попал на автоответчик. Это его разозлило.
Не то чтобы он горел желанием поболтать, но ведь все равно когда–нибудь придется, тогда к чему все эти сложности?
Его телефон зазвонил утром, когда он пил кофе.
— Знаешь, что меня удивляет? Незнакомцы, которые прочитали некролог, впечатлились и теперь звонят без всякой причины, просто чтобы поболтать. Причем не только местные. Как я понимаю, это теперь такое хобби. Позвони в загробный мир. Послушай, как призраки рассказывают свои истории.
— Как твои дела? — спросил Лукас.
— Занят очень, — ответил двойник. — И это хорошо.
— Что значит «занят»?
— Ну, я снова бегаю. Например.
— Как ты это делаешь?
— У меня есть видеофайлы, и я воспроизвел все наши любимые маршруты. Учел рельеф местности, уровень сложности. Как мое тело реагирует на задачи в ходе тренировки. При желании могу изменять погодные условия. Ты бы удивился, если бы знал, каким настоящим всё выглядит и ощущается. И еда на вкус почти правильная. Конечно, надо бы поработать над обонянием, но, может, без запахов еще и лучше. В сезон полипропилена.
Затем Уэйд умолк, вынуждая Лукаса хоть как–то поддержать разговор.
— Так вот почему у тебя было все время занято? Заводил новых друзей?
— А также разговаривал с людьми, которых ты знаешь.
— Но ты же скоростной. Как положено компьютерам. Разве ты не можешь болтать с тысячью абонентов одновременно?
— Какие–то мои функции скоростные. Ужасно скоростные, не сомневайся. Но в данную минуту, чтобы просто поддерживать наш разговор, программному обеспечению моего искусственного интеллекта приходится работать на пределе.
Часть программного обеспечения воспроизводила работу легких. Уэйд–двойник выдал симуляцию вздоха и сказал:
— Между прочим, я по–прежнему нуждаюсь в сне. Вот почему я не брал трубку прошлой ночью.
Лукас промолчал.
— Итак, скажи мне, Лукас. Чем я являюсь в твоем представлении? Механизмом, программой или человеком?
— Я не знаю.
— На самом деле я ни то, ни другое, ни третье.
— Ну да, ты же — призрак.
В трубке раздался смех:
— Нет, нет. В глазах закона я являюсь интеллектуальным учреждением. Это новая разновидность траста, предусмотренная для виртуальных двойников. Меня зарегистрировали в одном дружественном государстве с весьма гуманными законами, а для того, чтобы поддерживать статус искусственного интеллекта, наделенного сознанием, мне приходится держать кругленькую сумму в тамошнем банке.
Лукас ничего не сказал.
Долгое молчание завершилось глубоким вздохом. Интеллектуальное учреждение произнесло:
— Итак, Лукас? Как, по–твоему, кто меня убил? Есть идеи?
— Нет, — чуть поспешнее, чем следовало бы, ответил Лукас.
Опять наступила пауза. Затем Уэйд сказал:
— Хорошие были похороны.
— Ты смотрел?
— Несколько человек скинули мне видео. Ты отлично постарался, Лукас.
Странно, как много значили эти слова. Лукас тоже вздохнул, по–настоящему и глубоко:
— Знаешь, я трезвый.
— Как это?
— После поминального обеда я ни разу не прикладывался к бутылке.
Тягостные вздохи нарушили тишину. Затем сдавленный голос быстро проговорил:
— Скажи мне об этом через год. Скажи мне это лет тридцать спустя. Пару недель без бухла? По–моему, еще рановато радоваться.
Лидирующая группа работает усердно, однако Лукас легко догоняет ее. Его длинные ноги сокращают расстояние, легкие дышат свободно; пристроившись за спиной Пита, он укорачивает шаг и приспосабливается к общему темпу. Никто не разговаривает, но мужчины обмениваются взглядами, и группа сбрасывает скорость, чтобы подготовиться к очередному неудачному броску.
Насыпь закручивается на запад в сторону обводного канала и ныряет под мост. Джегер исчез. Его нет ни внизу, ни наверху. Они сбегают с насыпи вниз по дороге, теперь под ногами вместо гравия — бледная промерзшая глина. Воздух становится холоднее, в нем появляется привкус мокрого бетона. Внизу под мостом плещется вода. Тут дорога резко уходит влево, и начинается долгий подъем.
Джегер появляется над ними, а затем вновь исчезает из виду.
Пит сыплет ругательствами. Его ветровка, пропитанная потом, затвердела на холоде, спина покрылась иглами инея, словно шкура диковинного зверя.
Чтобы одолеть подъем, они прилагают дополнительные усилия, на ровной же поверхности ускоряются. Но дорога пуста. Кое–где колышется бурая трава, но больше никакого движения не заметно, и гнаться не за кем.
Группа замедляет шаг.
— Смотрите, — говорит Варнер. — На трубе.
Канализационная труба, черная и жирная, торчит из плеча плотины, а из нее тонкой струйкой вытекают маслянистые сточные воды. Джегер стоит на этой трубе, лицом к течению. Приспустив шорты, он держит свое хозяйство обеими руками и мочится длинной струей в маслянистый сток, так что брызги летят.
Пит тормозит. Остальные участники группы тоже останавливаются за его спиной и смотрят. Джегер оборачивается к ним лицом и стряхивает последние капли, прежде чем натянуть трусы, а потом и шорты.
— Пожалуйста, давайте вернемся, — просит Одри.
Все остальные молчат.
Джегер взбирается по склону на дорогу и наблюдает за ними.
— Эй, засранец, — говорит Пит. — Эй.
Последние несколько месяцев не прошли для Джегера даром. На его худом лице прибавилось морщин. В черных коротко стриженных волосах пробивается седина. Дышит он тяжелее обычного. Впервые на их памяти он выглядит на все свои сорок три года.
— Не нравится мне это, — говорит Мастерс.
Пит смеется:
— Тебя что–то беспокоит?
Джегер разворачивается всем корпусом, но его лицо все егце обращено к бегунам.
— Нас же восемь человек, — говорит Пит.
— И что теперь? — спрашивает Крауз.
— Зависит от того, что мы будем делать, — произносит Пит; на его бульдожьем лице читается вызов. — Мы здесь, а тот парень стоит вон там. И он забил нашего друга до смерти куском бетона.
Джегер возобновляет бег, постепенно увеличивая шаг.
Одри качает головой:
— Что мы делаем?
Сара знает.
— Мы просто преследуем этого
