Джейсон пытался разозлиться, но ему не удавалось. Придерживайся логики, велел он себе. На мгновение представил окровавленное, мертвое лицо жены. Он оттолкнул тарелку.

— Это было необязательно. Вы могли бы спасти Европу и Америку, если бы поделились своей технологией.

Ариза откинулся на спинку сиденья и иронично рассмеялся.

— Мы голодали. Разве вы помогли нам? Нет. У нас разразилась эпидемия. Разве вы помогли нам? Вы обратили против нас атмосферу — дожди прекратились, пустыни разрастались, как раковые опухоли, урожай и скот погибли, озера начали пересыхать, мальки рыб варились заживо, пока ничего не осталось. Вы помогли нам? Да или нет?

— Нет. Но многие из нас хотели.

— Но таких было недостаточно. Вам также неизвестно, что многие из нас хотели бы установить более великодушный режим. Здесь, в Танзании. Но не там, в Замбии. Это местная проблема, но она может стать и глобальной. Если бы у нас здесь были технологии солнечного синтеза, мы могли бы вести дела с американцами, китайцами, индийцами и даже с Европой. А вы, профессор Джонс, получили бы всё, что пожелаете. Узнайте, что сможете. И подумайте о том, что у вас мог бы быть собственный исследовательский центр с неограниченными ресурсами. А сейчас мы приближаемся к границе. Мы еще поговорим. Куа хери.

Он встал и зашагал к концу вагона.

— Кстати, Ариза — это женское имя. Нам приходится быть осторожными. И вам тоже придется. После того как бемба несколько столетий вкалывали на рудниках, добывая медь для белых людей, они наконец вспомнили, что когда–то были воинами. Ах да, мы бы сняли подавляющий браслет у вас с запястья.

Спустя полчаса поезд остановился у пограничного пункта в Наконде. По громкой связи Джейсону и еще паре человек предложили покинуть вагоны. Они выбирались из них, словно из чрева длинной оранжево–зеленой змеи со встроенной системой кондиционирования. Ариза, мужчина с женским именем, улыбнулся Джейсону из окна одного из передних вагонов. Поезд поднялся над черным монорельсом и, ускоряясь, бесшумно помчался на юг. Здесь, над огромной центральной равниной континента, на высоте примерно пяти тысяч футов над НУМ (Новым уровнем моря), воздух был свежим и теплым. Джейсон шагал по платформе следом за парой, похоже, из Китая или откуда–то с Дальнего Востока. Они тащили чемоданы на колесиках. У Джейсона ничего не было.

В конце платформы среди эвкалиптов виднелись шесть арок из тонкого кружевного стекла. В платформу были вмонтированы небольшие светодиоды. Впереди Джейсона из–под ног азиатской пары убегала цепочка зеленых огоньков, ведущая к арке справа. Джейсон продолжал идти. Под его ногами тоже начали пульсировать огоньки, указывающие путь к левой арке. Он свернул туда.

Проходя под аркой, профессор внезапно почувствовал в запястье под браслетом боль или, точнее, нечто странное — смесь удара током с оргазмом. Джейсон вскрикнул от неожиданности. Пару секунд он не мог двигаться. А затем впервые за шесть месяцев, проведенных в Африке, из браслета раздался голос — глубокое мелодичное контральто:

— Добро пожаловать в Замбию, доктор Джонс. Поверните налево и идите вверх по тропе.

Она ждала его за гребнем холма. Женщина, высокая, с тонкой талией. На ней была накидка из красно–зеленой с золотом ткани, завязанная узлом над грудью. Короткие волосы курчавились черными завитками над темно–карими глазами. Запястье снова заныло, и Джейсон тряхнул рукой, чтобы избавиться от неприятного ощущения.

— Извините за причиненные неудобства, — сказала женщина. — Когда люди пересекают границу, мы можем снять их биометрические показатели и другим, менее болезненным способом, но это довольно долго и хлопотно. Идемте… Ах, позвольте мне представиться…

— Я знаю, кто вы, — сказал Джейсон. — Может, вы и отключили половину функций в моем мозгу, но я все еще способен узнать доктора Мириам Бвалья.

Женщина улыбнулась и покорно кивнула. Джейсон следом за ней пересек покрытую асфальтом автостоянку и подошел к чему–то в виде большого розового пластикового слона с детской игровой площадки. Оказалось, что это флаер. К собственному удивлению, Джейсон расхохотался и продолжал смеяться, пока взбирался по лестнице в брюхо слона и усаживался на комфортабельное кресло прямо за огромными слоновьими глазами.

— А летучих свиней вы выпускаете? — фыркнул ученый. — Не помню, когда смеялся в последний раз. Я думал, это уже невозможно.

Женщина тоже рассмеялась, сверкнув превосходными белыми зубами.

— Мы сделаем для вас летучую свинью, если пожелаете, доктор Джонс. Если хотите, можете получить даже острокрылый высокотехнологичный европейский истребитель, который так мил маленьким мальчикам. Нам больше нравятся изгибы. Это лишь оболочка, как вы наверняка понимаете.

Она добавила пару слов на неизвестном ему языке, и флаер вертикально поднялся вверх, а затем беззвучно заскользил над эвкалиптовой рощей на север. Джейсон не смог удержаться от непочтительной мысли, что слово «изгибы» отлично характеризует доктора Бвалья.

Замбийский прорыв в области физики хранили в строжайшем секрете, но ученый знал, что сидит сейчас рядом с одним из его ключевых игроков. Мириам Бвалья была ребенком–вундеркиндом, выучившимся и ставшим неподражаемым теоретиком лазерной физики. По слухам, именно она стояла за созданием солнечных реакторов, превративших ее родную страну из прозябающего государства третьего мира с парочкой медных шахт в самую внушительную силу на планете. И вот Джейсон сидел рядом с ней в летучем слоне, глядя на мелькающие внизу холмы и деревья. Ее близость волновала — он ощущал что–то вроде сексуальных позывов, несмотря на ограничения, накладываемые браслетом.

Мириам провела пальцем над серой поверхностью под слоновьими глазами–иллюминаторами, и заиграла музыка. Африканская румба. Давным–давно работорговцы увозили отсюда свой человеческий груз, чтобы продать его американцам, а рабы забирали с собой сложные ритмы своих барабанов и маримб, антифонное пение, поднимающееся над живым пульсом перкуссии. Они сплавили свои напевы с церковными гимнами и песнями скованных одной цепью каторжников. А затем в шестидесятых годах двадцатого века эти мелодии вернулись в Конго, Южную Африку и Родезию на пластинках и в радиопередачах. Румбу увезли из этих краев, немного видоизменили и вернули домой — как музыканта–вундеркинда, нуждавшегося в небольшом дополнительном образовании. От такой музыки даже самых заторможенных и холодных людей тянуло в пляс.

— Ваше путешествие было долгим и трудным, — сказала Мириам.

— Несомненно.

— И оно