А оказывается, это больно. Одна мысль о том, что Гордон трогал Софию, целовал ее, прикасался… Эта поганая мысль отправила меня в выгребную яму быстрее, чем я осознал. Ревность и ненависть взметнулись внутри, выпустив холод.
Я лишь успел приказать рыжей бежать…
Так почему она все еще рядом? Почему тащит куда-то мою тушу, говорит, злится? Почему гладит меня по голове? Я не понимал.
Когда приступ свалил меня первый раз, мать приказала извозчику везти меня в загородный дом, что стоял в лесу. Я помню тот день так отчетливо, словно это было вчера. Я свалился, а мать отпрыгнула в сторону и выбежала, зовя прислугу. Те погрузили мое извивающееся тело в кеб, дальше я помню плохо. Очнулся уже в лесу, один. Меня сослали, опасаясь, что печати не выдержат, и я уничтожу Лангранж-Холл и всех его обитателей. Я лежал на узкой кровати, от покрывала пахло сыростью. И никого не осуждал. Даже понимал их. Мать, брата, сестру. Впрочем, Тереза была маленькой, она вряд ли осознавала, что произошло со мной. А вот мать и Гордон… Они боялись. Наверное.
А вот рыжая-глупая-смелая не боится. Почему? Ведь ей тоже есть что терять. Свою жизнь и молодость, Линк, в конце концов! Так почему она лежит в этой чаше, обнимает меня и льет на лицо воду?
Почему, жрот все поглоти?
— Хенсли, если ты не очнешься, я начну петь детские песенки, — в голосе Софии чуть слышно скользит отчаяние. — А у меня ужасный голос! Просто отвратительный! Ворона каркает приятнее, чем я пою, понял?
— Я хочу услышать, как ты поешь, — сипло выдохнул я.
Рыжая-теплая-нежная вздохнула. Я видел ее лицо над собой, смотрел в ее удивительные глаза. Веснушки. У нее даже в радужках веснушки. Потрясающе.
— Я уж думала, что ты, наконец, избавил меня от своего присутствия. — Она попыталась улыбнуться. — Ты снова все испортил.
— Прости. — Я не мог отвести от нее взгляда. — В следующий раз получится лучше.
— Идиот, — внезапно разозлилась она.
Я криво улыбнулся. Вот уж точно…
— Я не вытащу тебя из чаши, Хенсли, — предупредила София. — Ты весишь, как дракон. И уже отдавил мне все ребра!
Я сглотнул. А потом поднял обе руки и притянул к себе эту рыжую голову. Впечатался губами в губы. Поцелуй вышел тоже странным… Отчаянным. Мокрым. Соленым. Неужели рыжая плакала? Из-за меня?
Я совершенно ничего не понимаю…
— Давай уже выбираться на сушу, мореплаватель, — вздохнула рыжая, отстраняясь. — А то как бы Линк не проснулась, пока мы тут отмокаем. Сможешь встать?
— Да.
Я был уверен, что не смогу, но ответить по-другому невозможно, когда рыжая так смотрит. Значит, надо суметь. Кряхтя и сдерживая ругательства, я вылез из чаши. София придерживала, тянула вверх, и я вставал и шел, преодолевая озноб и слабость.
— Ничего, Хенсли, дом совсем рядом. Так ведь?
Я хотел сказать, что лучше полежу тут, на камнях, но прикусил язык. Рыжая-верная-смелая осталась со мной, не бросила, держала и грела. Значит, я пойду туда, куда она хочет. Хоть всю жизнь буду идти. Лишь бы рядом с ней.
Глава 24
…но на этот раз ветреный друг не ответил Зайцу, он улетел со стаей ярких бабочек…
Шерх молчал, но упрямо шел, и я вздохнула с облегчением, когда мы достигли ограды Оливковой рощи. Ввалились в дверь северной половины, и я начала стягивать с Хенсли мокрую одежду.
— Почему с тобой я постоянно промокаю? — ворчливо спросила я, расстегивая мужскую рубашку.
— Потому что не стоит связываться со всяким отребьем, — сквозь зубы выдавил Шерх.
Я хмыкнула, схватила какую-то тряпку, чтобы вытереть его.
— Я сам.
Тряпку отобрал, хотя еле на ногах стоял. И похромал в свое логово из покрывал и шкур. Зарылся там, как зверь, вместе с головой.
Я потопталась на пороге.
— Не представляю, как ты там дышишь. Я проведаю Линк и вернусь, ладно?
— Не надо, — донеслось глухое из вороха покрывал.
Я качнула головой, развернулась и пошла к выходу. Дикарь неисправим. Не пройдет и дня, как он снова начнет меня выгонять!
* * *Кажется, я уснул, а когда проснулся, под боком свернулось что-то мелкое и теплое. Я осторожно открыл глаза, поморгал.
— Ну наконец-то! — встрепенулась Линк, подпрыгивая на моей кровати. — Я думала, ты до зимы будешь спать!
— Что ты здесь делаешь? — прохрипел я, косясь на покрывала. Хвала Духам, они надежным коконом укрывали меня!
— Я тебе еду принесла! И еще к нам пришла коза! И курица! Представляешь?
Девочка перескочила с ноги на ногу, из кармана высунул нос фенек. А у моей постели тявкнул мангут! Я со стоном закрыл глаза.
— Надеюсь, курицы и козы здесь нет? — буркнул я. — И выйди, мне надо одеться. Кыш, я сказал!
Линк взвизгнула и скатилась с кровати, метнулась за дверь наперегонки с мангутом. Я, кряхтя, сполз, придерживая покрывало, подобрал свои штаны. Хорошая у меня привычка разбрасывать вещи. Полезная.
Натянул одежду, обувь не нашел. Выполз в то, что у меня числилось гостиной. Линк, конечно, уже сунула всюду свой любопытный нос и сейчас рассматривала модель корабля, что раньше был скрыт под черной тряпкой. Тряпка валялась на полу, а фрегат красовался в солнечном луче.
— Софи знает, что ты здесь?
— Не-а. Ты ей не говори. А то она тебя ругать будет.
— А тебя не будет?
— И меня будет, — согласилась Линк, не отрывая блестящих глаз от корабля. — Но я же маленькая, и она меня любит. Поэтому поругает немножко. А тебя сильно. Лучше не говори.
Я хмыкнул, оценив прелесть высказывания.
— Убедила. Не скажу.
— Это ты сделал?
В круглых детских глазах светился восторг. Я пожал плечами, не показывая, что мне это приятно.
— Да. Из щепок. Зима была длинная, знаешь ли. Ну, вот я и… сделал.
Малышка благоговейно прикоснулась кончиками пальцев к парусам, и порыв ветра натянул
