Но именно ее Марсела решила им устроить.

Ей надоело играть по правилам других людей. Надоело прятаться. Если живешь в темноте, там и сдохнешь. Но стой на свету, и людям будет намного труднее заставить тебя исчезнуть.

А Марсела Рене Морган исчезать не собиралась.

Митча Тернера мучило дурное предчувствие.

Временами оно накрывало его, как другие страдали от мигреней или дежавю.

Иногда оно было глухим, абстрактным ощущением неправильности, что кралось, словно ночь, медленно, но неизбежно. Иногда оно вспыхивало внезапно и резко, как боль в боку. Митч не знал, откуда предчувствие являлось, но знал, что надо прислушиваться.

Дурное предчувствие было предупреждением, мол, вот сейчас не повезет.

И всю жизнь Митча ему не везло.

Неудача позаботилась о том, чтобы его поймали.

Неудача позаботилась о том, чтобы его посадили в тюрьму.

Неудача свела его с Виктором – хотя в то время Митч так не считал.

Словно на резинке висеть. Отойдешь немного, а потом невидимая рука тебя отпускает, и ты попадаешь в беду. Другие люди всегда удивлялись, когда случались плохие вещи. Когда хорошие вещи прекращались. Но не он. Когда у Митча возникало предчувствие, он прислушивался.

Следил за каждым своим шагом.

За всеми хрупкими вещами в своей жизни.

Он глянул в зеркало заднего вида. Там свернулась Сидни в своем красном бомбере, закинув обутые ноги на Дола. На ней был розовый парик. Синтетические пряди падали ей на глаза. Митч украдкой бросил взгляд на пассажирское сиденье и увидел, как Виктор смотрит в окно. Его лицо было нечитаемо, как всегда.

На горизонте постепенно рос Мерит.

– Все возвращается на круги своя, – произнес Виктор. И скосил холодные голубые глаза. – Ты уедешь.

Митч непонимающе нахмурился.

– Если не сработает, – тихо пояснил Виктор. – Да даже если и повезет. Заберешь Сид и…

– Мы никуда не поедем, – заявила Сидни, резко выпрямившись.

Виктор вздохнул и пробормотал:

– Следовало ожидать.

Дурное предчувствие преследовало Митча по пятам как тень. Сколько оно уже его не отпускало? Дни? Недели? Месяцы? С той ночи в «Фалкон-прайс», когда он поджег тело Серены? Или просто когда дело касалось Митча, был только вопрос времени, когда его удача иссякнет?

– Еще долго? – спросила Сидни сзади.

Горло Митча стало сухим, но он ответил:

– Почти на месте.

Твою мать.

Джун проспала, очнулась, когда уже вовсю сияло солнце. Вот почему она предпочитала убийство преследованию – можно жить по собственному графику.

Она вскочила с кровати, кинулась к окну, осмотрела квартиры через улицу. На балконе не было никаких следов Сидни. Никаких признаков Виктора или Митча в соседних комнатах. В течение нескольких дней они как тени бродили по квартире, бездельничали, выгуливали собаку.

Теперь занавески были задвинуты, и место выглядело безжизненным.

Джун выругалась и оделась.

Она пересекла дорогу, поймала дверь, когда кто-то выходил. Они даже не оглянулись – а зачем? Она была всего лишь тринадцатилетним ребенком, безрассудным, невинным. Джун взлетела по лестнице, снова изменилась и достигла площадки пятого этажа, готовая выдать себя за студента колледжа, что пришел агитировать за политиков.

Она постучала в дверь, но никто не ответил.

Джун прижала ухо к дереву, снова выругалась, затем достала несколько узких отмычек.

Дверь распахнулась.

В квартире было пусто.

Ужасное дежавю – другого города, другого заброшенного места, целый год бесполезных поисков, – но Джун заставила себя успокоиться. Сидни больше не незнакомая девочка. Они знали друг друга. Доверяли друг другу. Джун вернулась в свой гостиничный номер, взяла телефон с тумбочки и вздохнула с облегчением.

Сидни уже ей отписалась.

Сид: Никогда не угадаешь, куда мы идем.

Джун знала ответ еще до того, как прочитала следующее сообщение Сидни.

Мерит.

Пять минут спустя Джун была в пути и неслась к Мериту вслед за ними, превышая допустимую скорость на добрые двадцать футов. По дороге она позвонила Марселе.

– Он сорвался с места, – сообщила Джун, едва не ляпнув «они». – Едет к Мериту.

– Что ж, – сказала Марсела, – интересно, что навело его на эту мысль.

– Это была не ты?

– Нет, – ответила она, звуча немного потрясенно. – Но так даже лучше. Проследи, чтобы он благополучно сюда добрался. Примем его с распростертыми объятиями.

Джун нахмурилась, обгоняя прицеп.

– Я думала, ты сдашь его ЭОН.

– Я этого не обещала, – многозначительно ответила Марсела. – Я же говорила, что еще не решила. Так и есть. Люблю видеть все свои варианты, и, должна признать, реакция Стелла на новости о Викторе Вейле меня заинтриговала. Я провела небольшое расследование, и этот Вейл – довольно интересный случай. Он может оказаться активом. Или нет. Но я, конечно, не планирую передавать его ЭОН, пока сама с ним не встречусь.

«Никогда своего не упустит», – подумала Джун.

– Кто знает, – размышляла Марсела. – Может быть, он окажется сговорчивым.

Уж кем-кем, а сговорчивым Виктор точно не был. Он казался непримиримым, холодный дым против огня Марселы. Но противоположности не просто так притягиваются. Чем это плохо? Джун всегда считала, что ей придется вырывать Сидни из рук Виктора, но, возможно, все обойдется малой кровью. Может быть, он присоединится к ним, три ЭО станут пятью. Хорошая цифра, не так ли? Пять. Почти семья.

Марсела все еще говорила:

– Я хочу, чтобы ты вышла на контакт. Организовала встречу с нашим новым другом. Я пришлю тебе детали. Да, и знаешь что, Джун?

– Да?

– Кто-то убедил Виктора приехать в Мерит, и это была не я.

– Ставлю на ЭОН.

– Вероятно, хорошая ставка. Мы не можем позволить им добраться до Виктора первыми. Поэтому постарайся его не потерять.

Джун снова выругалась и поддала газу.