Джун упала на диван и приняла новый облик. Она не стала Марселой – не могла ей стать, – но явно постаралась. Фарфоровая кожа, черные волосы и бесконечные ноги.

Лицо было слишком широким, глаза зелеными вместо голубых. Эти глаза проследили за Марселой, идущей к буфету с коллекцией редких дорогих бурбонов.

Она положила пистолет на хрустальную вершину и налила Джонатану несколько пальцев чего-то темного и крепкого. Безо льда.

– Ты пропустил настоящую речь, – сообщила Джун. – У нашей дамы большие планы.

Марсела не стала реагировать на подколку Джун. Она передала напиток Джонатану.

– Правильно. И для тебя в них определенно есть роль. – Марсела повернулась к оборотню и предложила ей стакан. – А ты как, Джун?

Она спрашивала не только о выпивке, и обе это знали.

Джун покачала головой и улыбнулась, в глазах горел игривый, почти опасный свет.

– Я свое мнение высказала. Делай как пожелаешь. В конце концов, если ЭОН придет, они меня не поймают.

Джун приняла напиток, и Марсела подняла свой.

– Выпьем за больший лучший…

Окно за ними разбилось.

Пуля попала бы Марселе в спину, если бы Джонатан все еще не смотрел на нее. Вместо этого вспыхнул сине-белый свет, за которым просвистело еще три выстрела.

Один из них угодил в Джун. Она споткнулась, упала, ее облик спал. На секунду, всего на долю секунды, Марсела снова увидела истинную форму девушки – каштановые волосы, полосу веснушек, – а потом этот человек исчез, его заменил незнакомец и вытащил их с линии огня.

– Я же говорила… – начала Джун.

– Не время, – огрызнулась Марсела, когда рядом с ними дождем стеклянных осколков взорвался графин. – Следи за мной, – приказала она Джонатану. А потом повернулась, поставила стакан с виски и взяла пистолет.

Выстрелы продолжались, град огня раскрасил воздух сине-белым. Марсела двигалась с осторожной, расчетливой грацией, заставляя себя не вздрагивать под натиском. Это было волнующе, знать, что жизнь на данный момент не в ее собственных руках. Знать, что, если Джонатан отвернется, щит упадет, и ее убьют.

Но иногда нужно просто немного верить.

Марсела прошла через пентхаус к разбитым окнам; зазубренный стеклянный обод раскрылся, как рот. Она дотронулась до края, и оставшиеся осколки рассыпались, кристаллы подхватил порыв холодного ночного воздуха, а Марсела шагнула в пустое окно, стуча каблуками по стеклу, песку и мусору.

«Вот, – подумала она, пересекая балкон, – вот почему ты не прячешься».

«Вот, – подумала она, поднимая собственный пистолет, – вот поэтому ты позволяешь им увидеть твою силу».

Марсела прищурилась от вспышек щита Джонатана, вычислила снайперскую винтовку в темноте и принялась стрелять, снова и снова, опустошая магазин в ночь.

Сидни провела пальцами по маленьким костям.

Дол обнаружил птицу в канаве ранее в тот же день, если это можно было назвать птицей – искривленное нечто из сухожилий и перьев, с одним изувеченным крылом. Изначально жалкое зрелище стало еще хуже, когда Сид вырвала добычу из пасти Дола. Теперь птица печально лежала на изношенном кухонном полотенце на кровати. Дол наблюдал за хозяйкой, положив морду на одеяло.

Где-то за дверями Митч готовил обед и напевал старую песню. У каждого из них были свои способы справиться со стрессом, страхом, надеждой. Сидни сосредоточилась на птице.

– Что скажешь? – спросила она Дола.

Пес вздохнул, все еще дуясь из-за украденного приза. Она почесала ему уши – чем ближе он был, тем сильнее она чувствовала связующую их нить, и тем легче было напомнить пальцам о том, что надо искать.

Сидни глубоко вздохнула, взглянула на красную металлическую банку рядом с кроватью и закрыла глаза. Она нашла путь вперед, положила руки на жалкие останки и потянулась.

Это было похоже на долгое падение.

Это было похоже на пустоту и холод.

Это было похоже на вечность – а затем Сид заметила слабый румянец света, скрученную нить. Нет, не нить. Дюжину тонких пучков, фрагменты, разбросанные по черноте. Они плыли мимо, словно рыба, отскакивая от любого прикосновения; легкие Сидни начали болеть, но она не сдавалась. Она медленно, кропотливо собрала обрывки, воображая, как они сливаются воедино. Связывая их.

Это заняло несколько часов. Дни. Годы.

И всего лишь мгновение.

Когда она затянула последний узел, нить замерцала, запульсировала, превращаясь в перья на ее ладони.

Сидни открыла глаза, когда птица задвигалась под ее пальцами.

Звук вырвался из ее горла, наполовину смех, наполовину рыдание, смесь победы и шока, а затем звук заглушили яростные удары крыльев и вопль очень удивленного голубя, пытающегося вырваться из хватки.

Он клюнул ей костяшки пальцев, и Сидни разжала руку, тут же поняв свой промах, когда птица заметалась в узкой комнате в поисках свободы, отскакивая от светильника и окна. Дол мотал головой, словно пытаясь поймать невидимые яблоки.

Сидни бросилась к окну и распахнула его, и птица сбежала в ночь в вихре серых перьев.

Сид потрясенно смотрела ей вслед.

Получилось.

Это была птица, а не человек, но Сидни все равно только что взяла несколько изуродованных костей и сделала существо целым. Вернула к жизни.

Она пересекла комнату, отрывая крышку от красной металлической банки. Последние – единственные – кусочки Серены Кларк лежали внутри, завернутые в клочок ткани. Сидни потянулась к ним, сердце заколотилось – и остановилось.

Ее рука зависла над останками.

Что, если этого недостаточно?

Птица не была девушкой. Если попробовать и потерпеть неудачу, другого шанса уже не представится.

Если попробовать и потерпеть неудачу – но что еще Сидни могла сделать? Остальная часть Серены была пеплом, разбросанным по городу за сотни миль отсюда.

Важно ли это?

Сидни никогда не задумывалась, имеет ли место какое-то значение, но теперь закрыла коробку крышкой и прикинула: ведь призраки привязаны к месту, где умерли. Сид не верила в призраков, но ей нужно было верить во что-то – в эту нить света, самую близкую вещь, которую она могла найти для души. Если и осталась какая-то часть Серены, кроме костей в этой коробке, она была там.

Сидни просто придется подождать.

Самолет Стелла приземлился на рассвете. Он не знал, почему видеоконференции оказалось недостаточно, но совет директоров настаивал на его личном присутствии, и, кроме прямого неповиновения, у Стелла не было выбора, кроме как прийти.

Он оставил Риос строгие инструкции. Никаких процедур в его отсутствие. Никаких команд не давать и не выполнять, если они не поступили лично от него.

Последнее, чего бы хотел Стелл, был мятеж.

Теперь он смотрел через невзрачный стол для совещаний на пять невзрачных лиц над невзрачными костюмами. Стелл подозревал, что к тому времени, как покинет комнату, уже не сможет вспомнить кого-либо из них, не говоря уже о том, чтобы опознать в толпе.

– Сначала неудачный захват ЭО, – сказала женщина в черном, – теперь неудавшееся истребление.

– Вы заварили порядочную кашу, – добавил человек в сером.

– Мы уже сталкивались с трудными ЭО, – сказал Стелл. – Это лишь вопрос