Он включил поворотник и замедлился, уводя мотоцикл на безымянную дорогу. Еще пять минут, и Дом миновал открытые ворота, а потом в поле зрения появилось здание.
Снаружи ничего особенного. Вроде больницы. Или завода по переработке. Комплект собранных вместе белых блоков. То место, которое проедешь и не вспомнишь, если только не в курсе, что это такое.
А вот если в курсе, то здание становилось чем-то гораздо более зловещим.
Доминик припарковался и пошел вверх по ступенькам. Двери раздвинулись, впуская его в белый зал, стерильный до зубовного скрежета. По обе стороны стояли офицеры, один за рентгеном, другой – со сканером.
– У меня протезы, – напомнил им Дом, указывая на нижнюю часть туловища.
Парень кивнул и уставился в экран. Доминик сложил в поднос телефон, ключи, куртку и шлем. Вошел в машину, ожидая, пока полоса белого света просканирует верх, затем вышел и забрал свои вещи с другой стороны. Он выполнял процедуру с легкостью, порожденной привычкой. Удивительно, как все стало нормально, действия отложились в памяти.
Раздевалка была первой дверью справа. Дом положил куртку и шлем на полку и переоделся в черную форменную рубашку с высоким воротником и длинными рукавами. Умылся, пригладил волосы и похлопал по переднему карману, чтобы убедиться, что не забыл ключ доступа.
Двумя этажами выше он вошел в диспетчерскую в конце коридора и показал старшему офицеру ключ со своей фотографией прямо под словом «ЭОН».
– Доминик Рашер, – отчитался он с легкой улыбкой, – приехал на дежурство.
VIIIЧетыре недели назадОкрестности МеритаСтелл нырнул под желтую ленту места преступления.
Он не показывал значок – без надобности. Все тут работали на ЭОН. На него.
Агент Хольц стоял у задней двери.
– Сэр, – нетерпеливо поздоровался он, слишком бодро для столь раннего часа.
– Кто звонил? – спросил Стелл.
– Добрый самаритянин позвал копов. Те позвонили нам.
– Все так очевидно?
– О да, – сказал Хольц, держа дверь открытой.
Агент Риос уже стояла на кухне. Высокая, загорелая и проницательная, она была вторым командиром Стелла почти четыре года. Риос прислонилась к стойке, скрестив руки на груди и глядя, как техник фотографирует… что-то… на кафельном полу. Большой бриллиант в куче мусора.
– Тот же профиль, что и в больнице? – спросил Стелл.
– Похоже на то, – сказала Риос. – Марсела Риггинс. Тридцать два года. Последние тринадцать дней провела в коме после того, как муж попытался сжечь их дом – вместе с ней внутри. Не могу винить ее, что она распсиховалась.
– За это да, – сказал Стелл. – С убийством сложнее. – Он оглянулся вокруг. – Сколько погибших?
Риос выпрямилась.
– Четыре, как мы предполагаем. Трудно сказать. – Она указала на кухонный пол: – Один. – Повернулась и повела его по коридору в жуткого вида комнату с покерным столом. – Два, – кивнула на изувеченное тело на полу. – Три, – на то, что вообще смутно напоминало человека. – И четыре, – подытожила она, указывая на кучу пыли, которая покрывала спинку стула и край войлочного стола. – Гнев отвергнутой женщины…
Стелл сосчитал стулья.
– Выжившие?
– Если они и были, то не пошли в полицию. Дом принадлежит Сэму Макгуайру. Можно предположить, что он тоже здесь… где-то.
Хольц свистнул от двери:
– Вы когда-нибудь видели что-то подобное?
Стелл обдумал. Он много чего видел с момента своего первого знакомства с ЭО за полтора десятилетия до этого. Вейл, с его способностью управлять болью; Кардейл, с его способностью к регенерации; Кларк, с ее способностью контролировать волю, и это только начало. Верхушка айсберга. С тех пор он видел ЭО, которые могли искривлять время, проходить сквозь стены, сжигать себя в огне, превращаться в камень.
Но Стелл вынужден был признать, что это определенно что-то новое.
Он провел рукой по каше на войлоке.
– Что это? Пепел?
– Насколько мы можем судить, – сказала Риос, – это Маркус Риггинс. То, что от него осталось. Или, может быть, это он. Или это.
– Хорошо, – сказал Стелл, стряхивая пыль с ладоней. – Составьте отчеты. Я хочу записи отовсюду. Из больницы. Из дома. Снимки и характеристики каждого тела, каждой комнаты, каждой детали, даже если вам покажется, что она незначительна. Все в дело.
Хольц поднял руку, как школьник. Как тут забыть, что он новичок?
– Для кого это дело?
– Для нашего аналитика, – ответил Стелл. Но он знал, как агенты и техники любят почесать языками. – Может, ты о нем слышал, мы зовем его ищейкой.
Хольц огляделся:
– А не проще притащить пса на место, чем место к псу?
– Возможно, – ответил Стелл. – Но у него не столь длинный поводок.
* * *Свет зажигался во всех камерах ЭОН одновременно.
Эли Эвер открыл глаза, поднял взгляд на зеркальный потолок камеры и увидел себя. Как всегда. Чистая кожа, каштановые волосы, сильная челюсть; копия того юноши, которым он был в Локленде. Будущий медик, лучший студент, многообещающий разум. Как будто ледяная ванна не только остановила его сердце, но и заморозила само время.
Пятнадцать лет прошло, и хотя лицо и тело оставались неизменными, Эли все же состарился. Его разум обострился, ожесточился. Он растерял некоторые из своих юношеских идеалов. О себе. О Боге. Но эти перемены не отражались в стекле.
Эли встал с кровати, потянулся и босиком прошлепал по камере, которая на протяжении почти пяти лет обозначала границы его мира. Он подошел к раковине и брызнул холодной водой на лицо, затем повернулся к уставленному папками низкому шкафу у стены. Все они были бежевыми, обычными, за исключением одной, в самом конце, – толстого черного файла с именем, напечатанным на лицевой стороне. Его именем. Эли никогда ее не вынимал – зачем, он помнил содержимое. Вместо этого он провел пальцами вдоль полки и наконец остановился на одной папке, куда более толстой, чем остальные, без опознавательных знаков, за исключением простой черной буквы X.
Одно из его немногих открытых дел. Своего рода любимый проект.
Охотник.
Эли сел за стол в центре своей камеры и открыл папку, пролистал страницы досье, просматривая сообщения об убийствах вплоть до самого последнего.
ЭО звали Джек Линден. Механик жил в трехстах милях к западу от Мерита. Он ускользнул от внимания ЭОН, но, видимо, попался Охотнику. На фотографии с места преступления ЭО лежал на спине среди моря инструментов. Его застрелили в упор. Эли рассеянно провел пальцем по входному отверстию.
Неподалеку прозвучал сигнал, и через несколько секунд дальняя стенка камеры Эли стала прозрачной, превратившись из твердой и белой в стекловолокно. По ту сторону стоял коренастый мужчина с тронутыми сединой волосами. В руках он держал новую папку и, как всегда, кружку
