Армстронг дал ему монету и направился к мяснику. Там за прилавком стоял молодой человек, орудуя увесистым, потемневшим от крови ножом. Он разделывал филейную часть свиньи на рубленые котлеты и, услышав звук дверного колокольчика, поднял голову. Он очень походил на Бена чертами лица, но только не его угрюмым выражением.

– Что нужно?

Армстронг привык к проявлениям враждебности и научился с ходу определять ее степень в каждом встречном. Чаще всего люди выказывали ее в отрывисто-грубых обращениях к необычным чужакам вроде него. Это чувствовалось сразу, и те, кто с этим сталкивался, обычно отвечали грубостью на грубость. Но ему во многих случаях удавалось обезоружить собеседника, отвечая вежливо и дружелюбно. Глаза велели этим людям опасаться Армстронга, но их уши получали утешающий сигнал. Однако имелись и такие, кто каждый день ходил как бы закованным в броню и был готов обнажить меч против кого угодно. Для них враждебным был весь окружающий мир. С подобной антипатией он справиться не мог и именно ее встретил здесь. Посему он даже не попытался войти в доверие к этому парню, а просто сказал:

– Я ищу вашего брата Бена. Вы не знаете, где он?

– Зачем он вам? Что он натворил?

– Ничего, насколько мне известно. У меня есть для него работа.

Из арочного проема в глубине лавки донесся более взрослый голос:

– Этот малец ни на что не годен, кроме как проедать доходы.

Речь звучала так, будто рот говорившего был набит едой.

Армстронг пригнулся, чтобы через проем заглянуть в заднюю комнату. Там в замызганном кресле восседал человек примерно его возраста. На столе рядом с ним лежали булка хлеба и большой кусок ветчины с несколькими отрезанными ломтями. Щеки мясника были розовыми и жирными под стать ветчине. На краю пепельницы лежала трубка. Стоявший тут же стакан был наполовину заполнен некой жидкостью, а откупоренная бутылка с этим же напитком покоилась на колене мужчины, надежно подпираемая округлым брюшком.

– Есть идеи, куда он мог уйти? – спросил Армстронг.

– Да плевать я хотел на этого ленивого гаденыша!

Мужчина подцепил вилкой очередной ломоть ветчины и целиком запихнул его себе в рот.

Армстронг уже было направился к выходу, но тут в заднюю комнату шаркающей походкой вошла сухонькая женщина с метлой в руках. Он шагнул в сторону, пропуская ее из комнаты в лавку, где она начала подметать пол. Голову она держала так низко, что Армстронг не смог разглядеть ее лицо.

– Прошу прощения, мэм…

Она подняла голову и оказалась моложе, чем он сначала решил, судя по ее замедленным движениям. Глаза ее нервно бегали.

– Я ищу Бена, вашего сына.

Эти слова не вызвали у нее никакой реакции.

– Как по-вашему, где он может быть сейчас?

Она лишь вяло шевельнула головой, как будто не в силах выдавить из себя хоть слово.

Армстронг вздохнул:

– Что ж… спасибо.

Он был рад вновь очутиться на свежем воздухе.

Армстронг напоил свою лошадь в ближайшей конюшне и, ведя ее в поводу, спустился к реке. На этом участке Темза была прямой и широкой, а ее гладкая поверхность создавала впечатление неподвижной монолитной массы, пока вы не бросали туда что-нибудь – веточку или огрызок яблока, – чтобы увидеть, с какой мощной скоростью река унесет этот предмет. Усевшись на поваленное дерево неподалеку от моста, он развернул свой обед и приступил к еде. Мясо было вкусным, как и хлеб, однако вид обжоры-мясника лишил его аппетита. Он покрошил хлеб и раскидал его вокруг для тотчас слетевшихся птиц, а потом долго сидел, не шевелясь и глядя на воду. В окружении дроздов и малиновок он размышлял о неудачах этого дня.

Исчезновение миссис Ивис было плохой новостью, но исчезновение Бена расстроило Армстронга еще больше. Он вспомнил его заботливое отношение к Флит и то, как изголодавшийся Бен накинулся на принесенные им булочки. Вспомнил веселый и жизнерадостный характер мальчика. Вспомнил мрачную атмосферу мясной лавки, жуткого папашу, забитую мать, мрачнолицего старшего сына и подивился неиссякаемому оптимизму Бена. Куда он мог деться? Если, как сказал тот рассыльный, Бен отправился в Келмскотт – а значит, на ферму Армстронга, – то почему он туда не прибыл? От Бамптона до Келмскотта самое большее миль шесть по дороге – мальчишка преодолел бы это расстояние за пару часов. Что же с ним случилось?

Затем он подумал о девочке. Что еще он мог сделать, чтобы продвинуться к разгадке? Его сердце сжалось при мысли о ребенке, на которого претендовали две семьи, и о невозможности выяснить наверняка, кто из них прав. Следующая мысль была уже о Робине, и тут его сердце едва не разорвалось от горя. Он вспомнил, как впервые взял его на руки. Младенец был таким крошечным и легким, но при этом за шевелением его конечностей уже таилась целая жизнь. Когда жена была еще на сносях, Армстронг твердо вознамерился окружить ребенка любовью и заботой; он ждал этого дня с нетерпением и все же, когда это случилось, оказался не готов к столь бурному наплыву чувств. Этот младенец отныне стал для него превыше всего остального на свете, и Армстронг поклялся уберечь его от голода, одиночества и любых опасностей. Он поклялся любить и защищать этого ребенка, который должен был расти вдали от всех печалей и невзгод. И сейчас он вспомнил и заново испытал то же чувство.

Армстронг смахнул слезы с глаз. Это внезапное движение доселе неподвижного объекта спугнуло птиц, которые шумно взмыли в воздух и унеслись прочь. Он поднялся на ноги, погладил и слегка похлопал Флит в ответ на ее приветствие.

– Мы с тобой оба староваты для верховой поездки до самого Оксфорда, да и времени на это у меня нет. Поэтому поедем в Лечлейд. Там я оставлю тебя в конюшне рядом со станцией, а сам сяду на поезд. Дома мальчики догадаются покормить свиней, когда поймут, что я задерживаюсь.

Флит негромко фыркнула.

– Ты считаешь это глупой затеей? – Он помедлил, уже занеся ногу в стремя. – Очень может быть. Но что еще мне остается? Я не могу бездействовать.

Он сел в седло и направил лошадь по тропе против течения реки.

Поиски съемной квартиры сына завели Армстронга в ту часть Оксфорда, где улицы были шире, а дома больше и наряднее обычного. Добравшись до дома под номером восемь – по этому адресу он отправлял письма два последних года, – он в нерешительности замер перед воротами. Большое белое здание выглядело слишком уж роскошно. Его собственный фермерский дом был получше многих в округе, ибо он не жалел средств на благоустройство и комфортные условия жизни для своей семьи, но это великолепие было совсем другого порядка. Армстронгу еще в юности доводилось посещать аристократические виллы – обстоятельства рождения