И вновь заговорил пастор:

– Насколько я понял, вы заявили в «Лебеде», что она ваша сестра?

Голос его был мягок, но легкие Лили как будто окостенели от ужаса. Она начала задыхаться. Но потом все же смогла глотнуть воздуха, и на выдохе слова полились потоком.

– У меня и в мыслях не было ничего дурного, не увольняйте меня, пожалуйста, преподобный отец. Больше я никого не побеспокою, честное слово.

Озабоченности во взгляде пастора не убавилось.

– Полагаю, это значит, что девочка не приходится вам родней? То есть мы можем считать случившееся простым недоразумением?

Его губы сложились в подобие улыбки – неуверенной, пробной улыбки, но она была готова превратиться в настоящую, если только Лили кивнет в знак согласия.

Лили не любила врать. Ей много раз приходилось это делать, но она так и не привыкла ко лжи, не научилась врать убедительно и, главное, терпеть не могла это делать. У себя в лачуге это было бы еще куда ни шло, но здесь, в пасторском доме – который хоть и не был в полной мере домом Господним, но святостью уступал только храму, – ложь казалась гораздо большим грехом. Лили не хотела лишиться работы… Она долго колебалась между правдой и ложью, будучи не в состоянии трезво оценить опасности того и другого, но под конец ее природа взяла верх.

– Это действительно моя сестра.

Лили опустила взгляд. Из-под края юбки выглядывали носки войлочных тапок. На глаза навернулись слезы, и она вытерла их тыльной стороной кисти.

– Это моя единственная сестра, ее зовут Анна. Я узнала ее, пастор Хабгуд.

На смену первым слезам пришли новые, слишком обильные, чтобы их утирать. Они капали со щек и оставляли темные пятна на войлочных тапках.

– Ну-ну, успокойтесь, миссис Уайт, – произнес пастор не вполне спокойным голосом. – Почему бы вам не присесть?

Лили покачала головой. За все время службы в пасторском доме она ни разу не позволила себе сесть. Она здесь работала; она стояла, ходила, ползала на коленях с половой тряпкой; она носила, скребла и мыла, и все это давало ей ощущение принадлежности к месту. Но, сев на стул, она уравняла бы себя с обычными прихожанами, нуждающимися в помощи.

– Нет, – пробормотала. – Нет, благодарю вас.

– Раз так, я тоже постою с вами за компанию.

Священник поднялся, вышел из-за стола и задумчиво посмотрел на свою экономку:

– Давайте обсудим это вместе, вы не против? Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Начнем с вашего возраста. Сколько вам лет, миссис Уайт?

Лили уставилась на него в замешательстве:

– Я… я не могу сказать точно. Помнится, мне было тридцать с чем-то, но с тех пор прошло несколько лет. Думаю, мне сейчас за сорок.

– Хм. А сколько, по-вашему, лет той девочке из «Лебедя»?

– Четыре года.

– Вы очень уверенно это сказали.

– Потому что таков ее возраст.

Пастор поморщился:

– Допустим, вам сорок четыре года, миссис Уайт. Точно мы не знаем, но, если вы говорите, что вам идет пятый десяток, сорок четыре года – это вполне допустимо. Вы согласны? В качестве приемлемого варианта?

Она кивнула, не понимая, к чему он клонит.

– Разрыв между четырьмя и сорока четырьмя составляет сорок лет, миссис Уайт.

Она нахмурила брови.

– Сколько лет было вашей матушке, когда она вас родила?

Лили задрожала.

– Ладно, попробуем по-другому. Когда вы в последний раз видели свою маму? Давно или сравнительно недавно?

– Давно, – прошептала она.

Пастор, предчувствуя впереди очередной тупик, выбрал новый маршрут:

– Предположим, ваша мать родила вас в шестнадцатилетнем возрасте. Тогда эту девочку она должна была бы родить сорок лет спустя, в свои пятьдесят шесть. То есть будучи на двенадцать лет старше, чем вы сейчас.

Лили моргала, пытаясь понять, к чему он забивает ей голову всеми этими цифрами.

– Догадываетесь, что я хочу сказать, приводя эти вычисления, миссис Уайт? Эта маленькая девочка не может быть вашей сестрой. Чтобы женщина имела двух дочерей с такой большой разницей в возрасте – это невероятно, это практически невозможно.

Лили смотрела вниз, на свои тапочки.

– А как насчет вашего отца? Сколько ему лет?

Лили вздрогнула:

– Он умер. Много лет назад.

– Что ж, тогда давайте посмотрим фактам в лицо. Ваша мать не могла родить эту девочку, для этого она была бы слишком старой. А ваш отец давно умер, так что и он не мог произвести ее на свет. Таким образом, она не может быть вашей сестрой.

Лили не отрывала взгляда от мокрых пятен на своих тапочках.

– Она моя сестра.

Пастор устало вздохнул и оглядел комнату в поисках нового источника вдохновения. Но увидел только свою недописанную проповедь на столе.

– Вам известно, что девочка поселилась в Баскот-Лодже с мистером и миссис Воган?

– Да, я это знаю.

– Если вы и впредь будете утверждать, что она ваша сестра, ничем хорошим это не закончится, миссис Уайт. И уж точно это не пойдет на пользу самой девочке. Подумайте об этом.

Лили вспомнила красные одеяла и полосатые желто-белые леденцовые палочки. И наконец-то подняла голову:

– Я это знаю. И я рада, что она там. Воганы могут позаботиться об Анне лучше, чем смогла бы я.

– Девочку зовут Амелия, – мягко поправил ее пастор. – Это их дочь, которая была похищена два года назад.

Лили растерянно заморгала.

– Пусть называют ее как хотят, – сказала она. – Я никому не доставлю неприятностей. Ни Воганам, ни ей.

– Вот и славно, – промолвил пастор, но морщины на его лбу так и не разгладились. – Вот и славно.

Разговор, похоже, подошел к концу.

– Вы меня уволите, преподобный отец?

– Уволить? Боже мой, нет!

Она сложила руки в районе сердца и неловко поклонилась – для реверансов ее колени были недостаточно гибкими.

– Благодарю вас, преподобный. В таком случае могу я заняться стиркой?

К тому моменту пастор уже вернулся за стол и начал просматривать написанный текст.

– Стиркой?.. Да, миссис Уайт.

Она постирала белье (а также погладила простыни, заправила постель, подмела полы, выбила пыль из ковриков, отмыла налет с кафельной плитки, наполнила поленьями обе дровницы, выгребла золу из очага, стерла пыль с мебели, вытряхнула шторы, взбила подушки, прошлась мягкой метелочкой по картинам и рамам, до блеска начистила с уксусом все краны, приготовила пастору обед, оставив его на столе под салфеткой, вымыла плиту и навела идеальный порядок в кухне), после чего вновь постучалась в дверь кабинета.

Священник отсчитал недельную плату, выкладывая деньги ей на ладонь. Лили оставила себе несколько монет, а остальные, как обычно, вернула на хранение хозяину дома. Он достал из ящика письменного стола жестяную коробку со сбережениями Лили, открыл ее и развернул лежавший поверх денег листок бумаги. Там были отмечены все ее взносы с указанием дат – как пастор когда-то, еще в самом начале, объяснил Лили. Он сделал запись под сегодняшним числом и подвел промежуточный итог:

– Получается кругленький капиталец, миссис Уайт.

Она кивнула и коротко, нервно улыбнулась.

– У вас нет