Когда с надеванием обуви было покончено, Лили застегнула пальто и обмотала шею шарфом. Перчатками она не пользовалась за неимением таковых. На улице стужа быстро просочилась под худую одежонку и начала колоть ее кожу леденистыми иглами, но Лили не обращала внимания. Она давно к этому притерпелась.

Ее утренний ритуал никогда не менялся. Сначала она вышла к реке. В этот день уровень воды – не очень высокий, но и не низкий – соответствовал ее ожиданиям. Ни гневливого бурления, ни опасной, обманчивой вялости. Река текла себе мимо, без рева или напряженного шелеста, и не плевалась брызгами на подол ее юбки. Равномерный, спокойный, сосредоточенный на собственном движении поток не проявлял ни малейшего интереса к Лили и ее сухопутным делам. Она отвернулась от реки и пошла к сараю, кормить свиней.

Лили наполнила одно ведро зерном, а другое – пойлом с отрубями. В воздухе разлился сладковатый гнилостный аромат. Свинья, как всегда, приблизилась к невысокой перегородке и, задрав рыло, начала тереться о жердину. Лили почесала ее за ушами. Свинья довольно хрюкнула, глядя на нее из-под рыжих ресниц. Лили подняла ведра и, пошатываясь от тяжести, перенесла их к загончику с задней стороны сарая. Поочередно опорожнила ведра в кормушки и закрыла дощатую дверцу загона. Потом достала из кармана свой завтрак – наименее испорченное яблоко с верхней полки в сарае – и вонзила в него зубы. Почему бы не позавтракать тут же, за компанию? Первым наружу явился хряк – обычное дело, самцы всюду лезут вперед – и сразу зачавкал, уткнувшись рылом в корыто. Свинья вышла следом, все так же поглядывая на Лили, которая привычно задалась вопросом: что мог означать этот взгляд? Очень странный, почти человеческий, словно животное хотело что-то ей сообщить.

Лили доела мякоть яблока и незаметно от хряка зашвырнула огрызок подальше внутрь загона. Свинка бросила на нее последний взгляд, выражавший непонятно что – сожаление? разочарование? сочувствие? – а затем ковырнула пятачком грязь, и огрызок исчез в ее пасти.

Лили очистила ведра от остатков корма и отнесла их обратно в сарай. Небо совсем посветлело, и ей пора было отправляться на работу в дом пастора, но оставалось еще одно дельце. Переложив несколько поленьев в штабеле, она добралась до одного в третьем сверху ряду. Вроде бы самое обыкновенное полено, да только с тыльной стороны в нем было дупло, из которого Лили вытряхнула на ладонь несколько монет. Аккуратно восстановив поленницу в прежнем виде, она вернулась в дом и вынула из печной стенки незакрепленный кирпич, внешне неотличимый от остальных. За кирпичом имелся небольшой тайник. Она спрятала туда деньги, воткнула кирпич на место и удостоверилась, что он не выделяется на общем фоне кладки. Выходя, притворила за собой дверь, но не заперла ее – по той простой причине, что ни замка, ни ключа там не было. Все знали, что в доме Лили Уайт ничем стоящим не поживишься. Теперь можно было и уходить.

Дул резкий холодный ветер, но среди черноты голой почвы и ржавой желтизны остатков прошлогодней растительности уже проглядывала первая молодая зелень. Лили шагала быстро, благо затвердевшая на морозе слякоть не могла промочить ее ноги сквозь дыры в ботинках. Приближаясь к Баскоту, она все чаще поглядывала через реку на усадьбу Воганов. Там было безлюдно.

«Она, должно быть, сейчас в доме, греется у огня», – подумала Лили, представив себе гостиную, массивный камин и пляшущее в нем яркое пламя.

– Только не лезь близко к огню, Анна, – шепотом предупредила она. – Обожжешься.

Впрочем, там наверняка есть ажурный каминный экран – богатеи могут себе такое позволить. Она кивнула своим мыслям. Да, это хорошо. Она представила Анну в синем бархатном платье – нет, в шерстяном, оно теплее. В своем воображении Лили свободно разгуливала по роскошному особняку, где в действительности не бывала ни разу. Детская находится на втором этаже, и там тоже растоплен очаг, хорошо прогревающий комнату. Матрас на кровати набит не соломой, а чистой овечьей шерстью. Одеяла там толстые, теплые и – красные? Да, ярко-красные, а на подушке лежит кукла с косичками. Пол покрыт турецким ковром, и Анна не застудит босые ноги, вставая по утрам с постели. Кладовая в том доме наполнена копченостями, душистыми яблоками и сырами; тамошняя кухарка мастерица готовить варенья и печь пироги; в чуланчике рядком стоят кувшины с медом, а в буфете – полдюжины банок с леденцовыми палочками в желто-белую полоску.

Лили мысленно обследовала новое жилище Анны и осталась довольна увиденным. Воображаемые интерьеры Баскот-Лоджа уступили место реальному миру лишь перед самой дверью пасторского дома.

«Все правильно, – подумала она. – Анна должна жить с Воганами в Баскот-Лодже. Там она будет в безопасности. Может, даже будет счастлива. Так будет лучше для нее».

Священник находился в своем кабинете. Лили явилась позже обычного, но не слишком поздно – потрогав чайник, она убедилась, что пастор еще не заваривал свой чай. Сняв треклятые ботинки, она сунула ноги в серые войлочные тапки, которые дожидались ее под кухонным шкафом. Вот в этой обуви ей было комфортно. В свое время, более-менее освоившись здесь после двух месяцев работы, она попросила разрешения завести домашнюю обувь. «Я буду прятать тапочки под шкафом, чтобы никому не мозолили глаза, – пообещала она пастору. – Кроме того, мягкая обувь будет меньше истирать ваши ковры». Получив его согласие и небольшую сумму из ее собственных сбережений, которые пастор хранил у себя, Лили сразу же отправилась в лавку и вернулась оттуда с удачным приобретением. Порой у себя в лачуге, когда ее терзали холод и страх перед призраками, она вспоминала о серых войлочных тапках под шкафом в пасторской кухне, и от одной мысли о них ей становилось теплее и уютнее.

Лили вскипятила воду, сервировала чайный поднос и, когда все было готово, постучалась в дверь кабинета.

– Войдите!

Священник склонился над письменным столом, обратив ко входу плешивую макушку, и покрывал лист бумаги словами с быстротой, которая неизменно поражала Лили. Добравшись до конца предложения, он поднял голову:

– А, миссис Уайт!

Это приветствие было одной из самых приятных вещей, происходивших с ней на службе у пастора. Он никогда не употреблял безличные «Доброе утро!» или «Добрый день!», а всегда «А, миссис Уайт!». И это «Уайт» в устах священника звучало как благословение.

Она поставила поднос на стол:

– Приготовить вам тосты, преподобный отец?

– Да, хорошо, но попозже. – Он прочистил горло и продолжил уже другим тоном: – Миссис Уайт…

Лили вздрогнула, а озабоченное выражение на добродушном лице пастора лишь усугубило ее тревогу.

– Что за странные слухи дошли меня про вас и ту девочку в «Лебеде»?

Сердце замерло в груди Лили. Что ему ответить? Удивительное дело: вроде бы все проще простого, но