Он услышал шуршание платья и звук шагов, когда Рита встала из кресла и подошла к кровати. Она взяла руку Донта и поместила ее между своими ладонями, при этом касаясь пальцами внутренней стороны его запястья.
– Вот сейчас я чувствую ваш пульс. – (Прикосновение заставило его сердце биться быстрее.) – Но в то же время чувствую и свой. На кончиках пальцев он еле различим, но это точно мой собственный пульс.
Он издал горловой звук, изображая понимание, и напряг все органы чувств, пытаясь уловить пульсацию ее крови. Но тщетно.
– Чтобы с этим разобраться, я сделала следующее… – Ее ладони исчезли, оставив руку Донта на покрывале; он огорчился, но тут же был вознагражден прикосновением к мягкой точке под ухом. – Это хорошее место для проверки пульса. Я плотно прижала пальцы, подождала с минуту. И ничего не почувствовала. Ничего, ничего, опять ничего. И я сказала себе, что это безумие: стоять в темноте и холоде, дожидаясь биения пульса у мертвого ребенка. И вдруг этот толчок повторился.
– Как медленно может биться сердце?
– Детские сердца работают быстрее, чем у взрослых. Сто ударов в минуту – это вполне нормально. Шестьдесят – уже опасное замедление. А сорок – это совсем плохо. При сорока дело идет к летальному исходу.
На внутренней стороне своих век он узрел собственные мысли, похожие на голубые клубящиеся облака. А чуть выше виднелись ее мысли, темно-бордовыми и зелеными полосами перемещавшиеся горизонтально слева направо вдоль поля его зрения, как замедленные, целенаправленные разряды молний.
– Один удар в минуту… Я никогда не слышала о детском пульсе ниже сорока ударов в минуту, разве что когда он уже стремился к нулю.
Ее палец не прерывал контакта с его кожей. Но в любой момент она могла выйти из задумчивости и убрать его. Донт попытался удержать ее в этом состоянии.
– Если ниже сорока, они умирают?
– Да, по моему опыту.
– Но эта девочка не умерла.
– Она была живой.
– При одном ударе в минуту? Это невозможно.
– Но если она не могла быть живой и не могла быть мертвой, кем же она тогда была?
Голубые облака его мыслей рассеялись. Набухшие полосы цвета листвы и спелых слив сместились вправо за пределы видимости. Она разочарованно вздохнула, убрала палец от его шеи, и на экранах своих век он увидел взметнувшиеся бронзовые искры, как при подбрасывании углей в огонь.
Молчание прервал Донт:
– Она побывала там, где находится Молчун. Меж двух миров.
Вместо ответа раздалось фырканье, а затем короткий смешок.
Он также рассмеялся, но болезненное натяжение кожи превратило смех в стон.
– Ой! – вскричал он. – Ох!
Это переключило внимание Риты на пациента, и она вновь дотронулась кончиками пальцев до его кожи. И пока она промокала его лицо влажной прохладной тканью, Донт осознал, что в ходе этого разговора образ Риты Сандей в его представлениях изменился. Теперь в ней наметилось определенное сходство с Девами Судьбы из его снов.
Неужели все закончилось?
Зимний зал полнился голосами и был битком набит бражниками, многим из которых пришлось стоять, поскольку стульев на всех не хватило. Марго вышла из полутемного коридорчика, наткнулась на их спины и начала проталкиваться вперед со словами: «Расступитесь, пожалуйста, дайте дорогу». Люди пятились в стороны и освобождали проход, а сразу за Марго шел мистер Воган с девочкой на руках, завернутой в одеяло. Замыкала эту процессию миссис Воган, кивая налево и направо в порядке благодарности за поздравления.
При виде ребенка первые говоруны притихли. Другие, находившиеся дальше в зале, начали обращать внимание на внезапную тишину позади себя, оборачивались, замечали Марго с ее сопровождением и умолкали в свою очередь. Голова девочки лежала на плече Вогана, уткнувшись лбом ему в шею; глаза ее были закрыты. Судя по обмякшему телу, она спала. Тишина добиралась до самых дальних стен быстрее, чем продвигались вперед Воганы, и уже на середине их пути к двери стала такой же оглушительной, каким был недавний шум. Ближайшие зрители наклонялись, дальние вставали на цыпочки, чтобы получше разглядеть лицо спящей девочки, а за их спинами несколько человек с той же целью взобрались на столы и стулья. Марго уже не было нужды толкаться – проход перед ней освобождался сам собой, а когда Воганы достигли двери, там уже стоял наготове матрос, дабы услужливо распахнуть ее перед ними.
И они вышли наружу.
Марго кивком велела матросу закрыть дверь. Все замерли на своих местах. Там, где толпа расступилась, по-прежнему были видны доски пола. После нескольких секунд безмолвия и неподвижности раздалось покашливание, зашаркали ноги, толпа разом сомкнулась, и голоса зазвучали громче прежнего.
Около часа продолжалось обсуждение дневных событий во всех подробностях. Взвешивались и сопоставлялись факты, сдобренные предположениями, догадками и гипотезами, а добрая порция слухов и сплетен играла роль дрожжей для этого теста, чтобы оно хорошо поднялось.
Понемногу к ним пришло осознание того факта, что история разрастается. Теперь она принадлежала не только рэдкотскому «Лебедю», но и большому миру за его стенами. И бражники вспомнили об этом внешнем мире: о своих женах и детях, о соседях и друзьях, многие из которых все еще ничего не слышали о Воганах и молодом Армстронге. И вот – сначала по одному или по двое, а затем уже массово – клиенты начали отбывать восвояси. Марго поручала относительно трезвым сопровождать самых пьяных на тропе вдоль реки, чтобы они не свалились в воду.
Когда закрылась дверь за последним из них и зимний зал опустел, Джо начал подметать пол. Он был еще слаб и часто останавливался передохнуть, опираясь на метлу. Джонатан принес охапку поленьев. Когда он складывал их в дровницу рядом с камином, Джо подметил в раскосых глазах сына нехарактерное для него меланхолическое выражение:
– В чем дело, сынок?
Мальчик вздохнул:
– Я хотел, чтобы она осталась с нами.
Отец улыбнулся и взъерошил его волосы:
– Знаю, что тебе этого хотелось. Но у нее есть своя семья.
Джонатан отправился за следующей охапкой, но у двери остановился, так и не успокоенный.
– Неужели все закончилось, папа?
– Закончилось?
Джонатан внимательно следил за тем, как его отец склоняет голову набок и устремляет взор в тот темный верхний угол, который якобы служил ему источником новых сюжетов. Затем он снова взглянул на Джонатана и покачал головой:
– Это только начало истории, сынок. Все еще впереди.
Часть 2
Что-то не сходится
Сидя на краю помоста, Лили пыталась засунуть правую ногу в ботинок. Придержала рукой язычок, чтобы он не сползал под шнуровкой, но при этом чулок собрался полудюжиной морщин на пятке, не давая ей плотно прилечь к заднику. Она вздохнула. Ботинки никогда не были с ней на дружеской ноге. Вечно старались как-нибудь подгадить. То жали в пальцах, то натирали пятки; и, сколько бы сухой соломы она ни набивала в них по вечерам, утром они
