Глава 20

Бывшая медсестра, а ныне рыночная торговка не появилась у своего лотка ни в обычный час, ни позже. Соседи по рынку начали беспокоиться.

Кто-то вызвался добровольцем, отправился к ней на квартиру и выяснил, что ночью ее увезли с сердечным приступом.

– Куда увезли-то? – спросила продавщица из овощного. – В больницу, что ли? В какую? Наведаться бы.

– В больницу. «Скорая» под окнами выла, потому соседи и в курсе. А в какую больницу – никто не знает.

– Жива ли, а то, может, померла уже? – присоединился к разговору продавец из пирожковой.

Доброволец только руками развел: мол, чего вы от меня хотите, люди добрые? За что купил, за то продал.

Хозяин мясного ларька, в котором трудилась бывшая медсестра, был извещен о происшествии по телефону, приехал к полудню, покричал, понервничал, подсуетился и к вечеру вставил в оправу своей торговой точки новую женщину: и моложе, и краше предыдущей.

Так что, с его точки зрения, все даже к лучшему обернулось. А что именно стало с его прежней работницей, его мало занимало, как, впрочем, и остальных.

Соседи по рынку поговорили о ней пару дней и забыли. И только одна бедная старушка горевала о пропавшей долго и от чистого сердца.

Этой старушке бывшая медсестра раз в неделю отдавала остатки хорошего мяса практически за бесценок, а кости так и вообще задаром. Так что теперь, с наступлением перемен, старушкин суп уже никогда не будет таким наваристым – вот она и печалилась.

Что же касается недавнего собеседника бывшей медсестры – тоже бывшего продавца старых книг, – он, узнав о случившемся, никак не мог решить, какая версия более правдоподобна: та, где сердце страдалицы и пьянчужки действительно не выдерживает чрезмерной нагрузки и отправляет ее в больницу по объективным физическим причинам, или та, где тайные умельцы успешно создают ей видимость сердечного приступа, на самом деле рукотворного и предумышленного.

«Что же, что же делать? – вопрошал он себя, боясь более страшного второго варианта. – Как предупредить ребят?»

Решение явилось ему спонтанно и не расшаркиваясь. Просто открыло дверь в сознание и велело следовать за ним. Старик так и сделал. И первым шагом, продиктованным этим настойчивым гостем, был сбор бутылок по паркам и помойкам.

– Ты что это тут? – гневно заверещал, вцепившись в стариковскую руку, грязный небритый субъект с чернильной змеей, выползающей из-под свитера на шею, и с провисшими на штанинах коленками.

Субъект был не моложе старика, но поджарый и хваткий, и, разговаривая, брызгал слюной.

– Ты что это тут? – повторил он, грозно морщась и не ослабляя захвата. – Это моя территория.

– Простите, я не знал, – попытался оправдаться старик.

Субъект не принял оправданий, сжимая пальцы с обгрызенными ногтями еще сильнее.

– За такое и по роже можно схлопотать, – заявил он.

– Вы знаете, я в знак примирения готов отдать вам все мои бутылки, – пообещал старик, приподнимая перед глазами субъекта полный звенящий мешок. У того разгорелись глаза:

– Давай! Ух, тяжелый.

– Я как раз сдавать собирался. Вон магазин напротив.

– Точно, я тоже там сдаю, – обрадовался субъект.

И мешок перекочевал в его цепкие руки.

Старик же еще постоял немного, глядя на удаляющегося хозяина местной территории, и зачем-то считал шаги субъекта от соединившей их скамейки до порога Кирочкиного пункта сбора утильсырья.

Главное, чтобы субъект не подвел, а Кирочка – умница, она уже все правильно поймет.

«Шестьдесят четыре шага, – сам себе сказал старик. – Как клеток на шахматной доске. Ну что ж, партия началась…»

Тем же вечером, встречая в своей квартире Евгения, Кирочка протянула ему мелко, но разборчиво исписанный лист.

– Что это? – спросил Евгений.

– Таинственное послание.

– Что еще за таинственное послание?

– В бутылке лежало. Прямо как морская почта. Я сегодня стеклотару приняла, смотрю: внутри одной из бутылок письмо. Ну и любопытно стало. Оказалось, что от Ключника.

– Ого! Хитро придумано. И что там написано?

– Тебе лучше прочитать самому!

И Евгений прочитал.

О допросах. О фотороботах. О боязни слежки. Об удивительной встрече с бывшей медсестрой. О ее чудовищном признании, которое так совпадает с деталями первого цветного сна Евгения, а потому кажется старику более чем правдивым. О том, что это объясняет природу творимых целителем чудес, природу его стремительной карьеры и беспрецедентной власти. О том, что, скорее всего, он отключает внедренные в мозг ныне подросших детей блокаторы с помощью какого-то пульта управления. О том, что Евгений, по всей видимости, усыновленный сирота. О том, что сам старик уже достаточно пожил, а вот за них, молодых, ужасно боится. И наконец, о том, что они должны очень постараться сохранить себя и книги.

В конце было написано следующее:

«Дорогие дети!

Я долго думал о том, что происходит в нашей стране, и удивлялся тому, как быстро, со скоростью плесени, возникла у нас новая религия.

Никогда еще никому не удавалось стать мучеником, святым – и тем более богом! – так молниеносно.

Но, с другой стороны, кто знает. Может быть, если бы Христос, Моисей, Магомет или Будда имели доступ в интернет, они тоже стали бы рекордсменами.

Я не знаю, удастся ли вам разоблачить этого страшного человека, но я имею основания на это надеяться.

Вы спросите какие? Я вам отвечу.

Всю свою жизнь я задаю себе вопрос: зачем? Я редко ищу причины происшедшего, но мне важны его цель и последствия. Зачем, например, та или иная вещь попала в мои руки? Зачем мне была дана та или иная информация? Затем, чтобы правильно распорядиться полученным даром.

И если пьяная медсестра рассказала мне о своем участии в операциях на мозге маленьких и, что знаменательно, совершенно здоровых детей, это значит, что данной информацией обязательно надо воспользоваться.

Что я могу сделать? Рассказать вам.

Что вы можете сделать? Что-то обязательно можете, иначе нас всех не связали бы все известные вам обстоятельства, и это письмо в том числе.

Будьте счастливы, насколько только можете.

Не знаю, свидимся ли еще. Очень бы хотел!

Ваш Ключник».

Прочитав до конца, Евгений так и остался сидеть с помятым листком в руке и некоторое время не мог произнести ни слова.

Кирочка понимала, что в его голове сейчас происходит мучительный процесс соединения разрозненных деталей, которые, как две половины рассеченного лопатой червя, тянутся друг к другу, движимые инстинктом срастания.

Это должно было быть болезненно, и она выжидала, когда Евгений подаст какой-нибудь знак, что готов продолжить общение.

А потом они просто потянулись друг к другу и крепко обнялись. Молча, пока она вдруг не выдохнула куда-то ему в