Звякнул первый удар в колокол и провожающие покинули вагоны. На второй удар, паровоз ответил свистком и запыхтел, выбрасывая в небо клубы дыма. Поезд вздрогнул, дёрнулся и, сдвинувшись с места, стал набирать ход. Стас, думая о своём, провожал взглядом уплывающий перрон. Заглянувший в дверь кондуктор вежливо поинтересовался: не изволят ли господа откушать чаю или предпочитают пройти в ресторан? Однозначно, здесь обслуживание пассажиров на должном уровне — это вам не брезгливо — хамский сервис из его времени.
Он постепенно вникал в жизнь этой России и ловил себя на мысли, что ему искренне жаль её терять — такую. За окном вагона проплывала чёрная, как чернила, ночь с редкими огоньками полустанков.
— Поверьте, Станислав, — вздохнул Кошко, добавляя по чуть-чуть коньяка в стаканы с чаем, — я, ведь, старый сыщик, битый-перебитый. То, что вы мне правду говорите, я и так вижу.
— Не могу понять — продолжал он, — как так случиться могло, что Государь, вообще, с этой, прости, Господи, швалью, в переговоры вступал? В девятьсот пятом всех этих робеспьеров один Семёновский полк разогнал, как ветер осенние листья. Где же лейб-гвардия была? Только не говорите, что и они измене предались.
— Не предались, — грустно покачал головой Стас, — сгинули в Пинских болотах. Он их сам туда направил. Вот так-то, Аркадий Францевич.
Этому диалогу предшествовал долгий рассказ. Стас, щадя сыщика, провёл экскурс в отечественную историю. Правда, про самые крайние моменты — про сажание священников на кол и прочее средневековье — он, пожалев нервы собеседника, слишком-то не распространялся. Кошко за глаза хватило и того, что он услышал. Про разгул терроризма он и так был в курсе. Про русско-германскую войну тоже слушал спокойно. Рассказ про расстрел царской семьи заставил статского советника стиснуть зубы, только желваки заходили на скулах.
Опер, глядя на неподдельное замешательство статского советника, уже стал задумываться — во зло или во благо его появление здесь? Юношеским максимализмом он, давно уже, не страдал. И про бабочку Рея Бредбери помнил хорошо. А, также, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Одно он понимал прекрасно — полного понимания ситуации от здешних он не добьётся. Монархисты будут верны царю, вне зависимости от того, во зло или во благо это обернётся России. Революционерам, также, вынь да положь свержение самодержавия, и никаких гвоздей. А потом друг за друга примутся, как пауки в банке.
Интересно, чиновник для особых поручений — достаточно большая «шишка» для того, чтобы начать свою игру? Да, нет, — мысленно одёрнул он сам себя, — с ума сошёл, что ли? Дешевле между Сциллой и Харибдой втиснуться. Там, и то, шансов больше. Да, что там, если, уж, говорить о шансах, их у него, как у мышки меж двух жерновов.
— Ладно, коллега, — зевнул Кошко, — давайте спать, пожалуй. В Киев только завтра вечером прибудем. Государь через пять-шесть дней, только, приедет. Так, что, время, я думаю, у нас есть. Да, как вам здешние удобства? У вас-то, поди, прогресс шагнул так далеко, что нам, тёмным, и не снилось.
— Как вам сказать, — уклончиво ответил Стас, — я же в генеральских вагонах не ездил. В простых, само собой, такой роскоши нет. Но поезда, конечно, быстрее ходят. Спокойной ночи, Ваше Высокопревосходительство.
_Он, понемногу, начал врастать в эту новую старую жизнь._
1 Стас не оговорился, именно так написано в материалах уголовного дела. Дело в том, что примерно до 30-х готов XX века слова «пистолет» и «револьвер» были полноправными синонимами.
Глава 3. Вокруг да около
Поезд прибыл в Киев, когда уже начало смеркаться. Путешественники вышли на перрон. Правда, было ещё достаточно светло, и фонари не горели.
Когда они вышли на привокзальную площадь, к ним лихо подкатила пролётка.
— Куда изволите, господа?
Стас оглянулся на Аркадия Францевича — он и в прежней жизни в Киеве никогда не был.
— На Фундуклеевскую, в «Эрмитаж», — небрежно бросил тот, усаживаясь на сиденье.
— А что, извозчик не знает, на какой улице гостиница? — тихонько хмыкнул Стас.
— Чтобы кругами не катал, как приезжих, — отмахнулся Кошко, думая о чём-то своём.
Оказывается, трюки таксистов родились до появления собственно такси, как такового. Вот уж, воистину, ничто не ново под Луной.
Поняв, что статскому советнику не до него, Сизов откинулся на мягкое сиденье, с интересом разглядывая улицы, по которым их вёз извозчик. Они не слишком-то напоминали те старые хроники, которые ему приходилось видеть. Может, дело в том, что чёрно-белые фильмы с неестественно спешащими персонажами, мало напоминали вот эти улицы с живыми и спокойно идущими по своим делам людьми. Скорее, это походило на изображение из художественного фильма. Строго говоря, эти улицы, что называется, глаз не цепляли — всё обыденно, разве что, прохожие одеты чуть иначе, да разные там пролётки и кареты вместо автомашин.
Они вышли возле гостиницы «Эрмитаж», никем не встречаемые, и прошли внутрь. В огромном холле, за стойкой скучал портье. При их появлении он мгновенно сбросил с себя сонную одурь и уставился на вошедших с величайшим вниманием.
— Номер на двоих, — бросил Кошко, небрежным жестом подавая паспорт.
Стас подал свой, мельком отметив, что паспорт сыщика выписан на имя мещанина Фадеева Ивана Петровича. По-видимому, и здесь хватало интриг между службами. Если так, задача их усложняется на порядок — вряд ли глава здешней жандармерии примет их с распростёртыми объятиями и будет обсуждать с ними свою агентуру.
«Я бы, точно, не стал», — честно признался сам себе Стас, шагая за «начальством» по ковровой дорожке в их номер.
В процессе дальнейшего обсуждения деталей операции выяснилось, что он был абсолютно прав в своих подозрениях.
— Кажется, одно дело делаем, — с досадой говорил шеф российского сыска, расхаживая со стаканом чая в руках по роскошному номеру, — Ладно бы, касалось чего-то, действительно, секретного. То, что эти рэ-эволюционэры, — он произнёс это слово с невыразимым презрением. — стучат жандармам друг на друга, как очумевшие дятлы — секрет Полишинеля. Надеюсь, хотя бы, вам, в конце XX века, не знакомы эти беды?
— Какое там, — вздохнул опер, — как бы, ещё не хуже, чем у вас.
— Как? — поражённый, Кошко встал, как изваяние. — Стоп! Разве я неверно понял, что у вас там… м-м… государство рабочих и крестьян, так?
— Так, — обречённо кивнул Стас, чувствуя себя лектором, которого обязали втолковать младшей группе детского сада, чем просто коммунизм отличается от военного коммунизма.
— А кто у вас там революционирует, позвольте полюбопытствовать? Что там, у рабочих и крестьян, свои парии и патриции появились?
— Вы удивительно точно выразили суть проблемы, — Сизов криво усмехнулся. — Впрочем, они никуда и не девались.
— Да-а…, - покачал головой сыщик, — бедная Россия, похоже, не суждено ей долго жить без потрясений.
— Ну, кто предупреждён, тот вооружён.
— Что?!
