– Аю чувствует, – сказала она наконец. – Так что случилось с Эйшем?
– Старый кудесник, Уммаль, если тебе это о чем-то скажет, заявил, что я проклят.
– Эйш проклят, – невозмутимо подтвердила она, и я подавился куском мяса.
– Так ты знала! – выпалил я, едва откашлявшись. Забавно бы вышло, если бы я не сумел отдышаться! Наверно, пророчеству бы это не понравилось…
– Аю знала, – кивнула она, и улыбка исчезла с ее лица.
– А мне почему не сказала?
– Эйш бы не поверил. Дядя не видит проклятия. Фергия не видит. Никто не видит. Как докажешь? – развела Аю руками.
– Но Уммаль-то каким образом его рассмотрел?
– Он старый.
– Не старше дяди Гарреша!
– Тогда, наверно, умеет что-то такое, чего не умеют другие.
Я задумался. А что, если проклятие спало все это время? Тень изредка появлялась за моей спиной, как выражается Аю, но я был осторожен и со мной ничего не случилось. Очевидно, тень пробуждается в какие-то определенные моменты, уж не знаю, с чем они связаны – с положением звезд, временем года или желанием проклявшего, – а в остальное время находится в спячке. Конечно же, проснувшись, она ощущает голод, и если я не поддаюсь ей, она атакует кого-то другого, наделенного тем же проклятием, и так до тех пор, пока не найдет жертву. И снова затихает на несколько лет, насытившись. И растет, растет во сне…
– Скажи, сейчас опасно летать? Я забыл спросить утром.
– Да. И вчера стало опасно после полудня. Аю беспокоилась, как Эйш доберется домой. Но тень убралась в сторону моря, а над пустыней искать не стала.
– Может, потому Уммаль и сумел что-то рассмотреть? Раз тень рядом? А Фергия просто не представляет, что искать…
– Аю не знает.
– Скажи, а когда появилось это проклятие? – спохватился я. – Когда мы познакомились, оно уже было или я приволок его позже?
– Было, – уверенно сказала она. – Аю думала, аяйка уберет его, но она не заметила. А Аю тогда не могла объяснить, что видит.
Я невольно вспомнил несчастливый зимний вечер, в который сделался добычей арбалетчика… Флоссия, помнится, говорила, что болт был опутан множеством заклятий, и ей пришлось потрудиться, чтобы отпутать их от меня. Мог ли я схлопотать тогда проклятие? Если учесть, что арбалетчиком был сам Наор, за которым Флоссия гонялась долго и безуспешно (или он за ней, это как посмотреть), то… вполне вероятно. С другой стороны, он вроде бы не питал повышенного интереса к драконам, а я не слыхал от родни, чтобы кто-то их обстреливал (когда они находились в человеческом обличье, конечно, поскольку стрелять в дракона из арбалета – глупо и нелепо). С третьей – может быть, он совместил полезное с приятным? Нет, вряд ли… Ему требовалось лишь мое тело, он ведь был исследователем…
Значит, я заполучил проклятие раньше. Но когда и от кого? А может… Фергия упомянула о родословной: что, если оно передается по наследству? Но по какому принципу? Погибшие женщины не были мне близкой родней…
Да, ключевое слово «близкой»: так-то мы почти все друг другу родственники, не так нас много, чтобы этого избежать. Вырождение нам не грозит, спасибо магии и притоку свежей человеческой крови, но факт есть факт.
Вот это уже больше похоже на правду. Я, наверно, запомнил бы, если бы повздорил с каким-нибудь магом, а тот меня проклял! Но я не люблю ссор, и обычно мне удается обходиться без них…
Наверно, в самом деле придется чертить семейное древо, потому что я с ходу не вспомню, в каком колене мы родственники с бабушкой Арташьей и остальными. Очевидно, нужно искать общего предка, который мог наградить всех нас этой вот… зловещей тенью, а потом уже выводить закономерности: через сколько поколений и кому именно досталось проклятие!
Как же мне сейчас не хватало дяди Гарреша! У меня совершенно нет привычки к такой кропотливой работе, и… Может, он как раз и рассчитывал на то, что это дело меня расшевелит? Проклятие ведь не только убивает, иначе сложно объяснить случившиеся со мной перемены!
– Аю, – произнес я, – как по-твоему, я сильно изменился с момента нашего знакомства?
– Да, – был ответ.
– А в чем именно?
– Эйш был веселее, – подумав, сказала Аю. – Всегда хотел летать. Мог не спать всю ночь, чтобы показать Аю, как падают звезды, а утром встает солнце и исчезают золотые облака-перья. И чужие земли, и далекие оазисы. Теперь нет.
– И это тебя не удивило?
– Аю думала, Эйш повзрослел. В степи юноши тоже берут коней и скачут куда глаза глядят, сражаются, ищут добычу и невест. Потом становятся совсем взрослыми, женятся, растят детей и кочуют вместе со стадами.
– Дядя Гарреш, несмотря на то, что давно женат, да и дети у него уже взрослые, как-то не остепенился… и не собирается.
– Все разные, – изрекла Аю. – Таких, как дядя, мало.
– То есть ты не заподозрила неладного… – вздохнул я. – Что ж, логично… Тридцать лет прошло, пора бы мне повзрослеть, верно? Только для меня-то эти годы – что дни…
Аю промолчала. Я знал, о чем она думает: ей за сорок, и пусть она еще выглядит очень молодо – все-таки за драконом замужем! – время неумолимо берет свое. У нас нет детей и, наверно, уже не будет, а мы же хотели… Не знаю, почему так вышло: всё указывало на то, что это более чем вероятно, но… не сложилось. Может, мое проклятие тому виной? Или нечто иное? Как поймешь…
– Что ж, попробуем разобраться, – сказал я наконец, чтобы сгладить неловкость. – Фергия с меня живого не слезет, пока не поймет, в чем дело, но помочь ей – в моих интересах… И еще это пророчество! Откуда оно взялось?
– Какое пророчество? – удивилась Аю.
– О потомке крылатых и потомке отступника, чья кровь откроет путь и закроет врата, – довольно близко к тексту процитировал я.
– Ты крылатый.
– Именно. А Фергия вроде бы похожа на отступника Ирдаля, хотя я первый раз слышу это имя! Надо порасспрашивать, вот что, – сделал я себе зарубку на память. – Во всяком случае, когда Уммаль это понял, то будто обезумел, заговорил о пророчестве, которое передавалось от отца к сыну в его семье, а когда очнулся, ничего не помнил. Ты ни о чем подобном не слышала?
– Когда-то слово было сказано, – задумчиво ответила она, – а теперь пришло время ему исполниться. Так бывает. Иногда ждут много лет. Сто или больше. Неправильно повторяют пророчество. Теряют часть. Иногда совсем забывают. Но даже если никто не помнит, оно все равно исполнится. И это очень плохо.
– Почему?
– Потому что
