– Что им там делать?
– Там родник, шодан! И пруд! Пускай его почти засыпало, но если выкопать в песке ямку, то вода наберется. Но кругом родника нет следов, совсем нет! И в роще тоже…
– Да, вот это, пожалуй, странно, – согласился я. – Теперь я понимаю, почему Фергия решила там поселиться!
– Отговорите шади, шодан! – взмолился Ариш. – Не то с ней тоже случится что-нибудь ужасное!
– Не станет она меня слушать, – отмахнулся я. – Скажи-ка, они правда договорились с вдовой? Фергия написала, но без подробностей.
– Да, шодан. На три ночи, а потом, если шади останется жива и здорова, вдова продаст дом и то, что осталось от сада, почти за бесценок. Всё равно там никто не хочет жить, а она так в первую очередь!
– Но, судя по всему, первую ночь Фергия сладко проспала… – пробормотал я.
– Да, шодан, – вздохнул Ариш и добавил с заметной обидой: – У нее был ковер. А у меня только попона!
Упоминание о злосчастном ковре заставило меня улыбнуться, но я тут же принял серьезный вид, не то Ариш решил бы, что я насмехаюсь над ним.
– А чем она занималась целый день кроме торговли с вдовой?
– Покупала лошадь, шодан.
– И как успехи?
– Купила, – вздохнул он. – Я говорил ей не брать такую, но шади не стала слушать!
– Такую – это какую? – насторожился я.
– Дикую, – пробормотал он и выразительно потер плечо. Очевидно, приобретение Фергии кусалось. – Долго спорила со старой бардазинкой, но все-таки сторговалась.
– Только не говори, что у этой лошади короткая грива и полоски на шее, – с содроганием произнес я.
– Шодан догадался? – горько спросил Ариш. – Да, именно такую тварь купила эта бешеная шади! Прости, шодан, это твоя гостья, но она… она…
Он развел руками, отчаявшись подобрать слова. Я, впрочем, тоже затруднялся найти подходящее определение поступку Фергии, потому что… Потому что покупать коня у бардазина – это нужно либо вовсе ничего не понимать в лошадях, либо разбираться в них лучше Аю. Я склонялся к первому варианту: вряд ли Фергия прежде сталкивалась с этим народом, а потому, заметив ее страсть ко всему необычному и любовь поторговаться, опытная торговка легко обвела ее вокруг пальца!
Бардазинские лошади обычно встречаются трех типов. Первый – это ослепительно красивые скакуны, на которых разъезжают самые богатые кочевники пустыни и за которых знатные адмарцы готовы отвалить немыслимые деньги. И очень зря, потому что к изумительным статям и необычным мастям прилагается скверный характер – эти лошади обычно очень норовисты, и сладить с ними по силам только тем, кто знал их с жеребячества. Есть, конечно, уникумы, способные справиться с ними, но я знал только двоих таких.
Второй тип – тоже очень красивые кони более покладистого нрава, которых разводят нарочно для продажи. Они также бывают подлыми и злобными, но в руках опытного наездника делаются шелковыми. Главное – не давать им застаиваться, не то потом не совладаешь. Первого типа это тоже касается.
А вот третьи… Третьих я видел всего несколько раз. Судя по их характерной внешности, среди их предков затесались дикие лошади, которых хватает на другом краю пустыни, где начинается саванна. Впрочем, что значит – затесались? Я слышал, кобыл в охоте нарочно отпускают, чтобы их покрыл дикий жеребец! На Севере так поступают с некоторыми охотничьими собаками, к слову.
Они выносливы, но не настолько, как верблюды, конечно. Пустыню пересечь могут, но целый табун так не погонишь, да и зачем? Бардазины держат их там, в саванне. Это для них и мясо, и молоко, и шкуры…
Аю говорила, в степи тоже есть такие лошади, полудикие, которые живут в табунах и которых собирают, только чтобы доить или отбирать на мясо. Всегда этому поражался: степь от саванны отделяет громадное расстояние, а обычаи невероятно схожи!
Она, помнится, тоже хотела такую лошадь, и я даже искал, но не нашел: бардазины два года не появлялись в Адмаре, потому что стояла великая сушь, и они, видно, решили откочевать в другие места, а то и вовсе остаться в саванне. А когда они все-таки вернулись и поставили шатры в дневном переходе от города, рядом с небольшим оазисом, среди их лошадей, как нарочно, не оказалось подходящей. Вернее, было несколько, но они показались мне слишком уж опасными. К тому же мне их продать не пожелали, предложили других, верховых красавцев, и я даже купил одного. Но Аю осталась без дикой лошади.
А Фергии повезло наткнуться именно на такую! Не представляю, зачем бардазины повели с собой дикую скотину в город (перепугавшись шума, она могла разнести половину базара!), да еще решили продать… Впрочем, может, они и не собирались этого делать, но разве Фергию Нарен остановишь?
«Вся в мать», – сокрушенно подумал я. У той тоже была слабость к страхолюдным злющим лошадям. Будем надеяться, эта никому ничего не откусит…
– Хорошо хоть, верблюд смирный, – сказал вдруг Ариш, и я потерял дар речи, а когда обрел, выговорил:
– Зачем ей верблюд?
– Откуда же мне знать, шодан? Шади сказала – вдруг придется ехать в пустыню. Пусть будет. Тоже бардазинка продала, – добавил он с неудовольствием. – Уверяла, мол, белый – счастливый. Только, по-моему, он от старости седой, а вовсе не белый…
«Фергия становится заправской кочевницей, – подумал я. – У нее есть ковер, из которого можно соорудить шатер, верблюд и дикая лошадь. Не хватает только мужчин для тяжелой работы. О, кстати!»
– А слугу она наняла?
– Нет, шодан, вчера обходилась мной, – еще тяжелее вздохнул Ариш. – Сказала, попозже наймет. Это если кто-нибудь согласится жить в проклятом доме с чужестраной шади, которая к тому же ведьма!
– Почему ты ее так называешь?
– Я видел, как она колдовала, шодан! – с содроганием произнес он. – Как песок сам собой исчез из дома, как сгорел весь мусор, как родник забил сильнее… И меня она зачаровала, я ведь говорил!
– О, конечно, – вспомнил я. – Ты так занимательно рассказывал о проклятом доме, что я и позабыл об этой мелочи. Не бойся, Фергия-шади не причинит тебе зла. Она помогает людям.
– Лечит? – с опаской спросил Ариш.
– Нет… Хотя умеет, наверно, – вспомнил я ее мать. – Она раскрывает тайны. За деньги.
– Да, шодан? А я слышал, как на базаре шептались, что она навела на сварливого Итиша порчу, и у него товар пропал. Правда, – добавил он справедливости ради, – другие говорили, что это вранье, а Итиша хочет разорить его родной брат, чтобы самому торговать коврами, а не отдавать их Итишу. Тот ведь задирает цену, брату платит, как уговорено, а разницу-то оставляет себе!
«Что ж, похоже, план Фергии действует», – подумал я и отпустил слугу восвояси.
Съездить, что ли, удостовериться, что она цела и невредима? И что в развалинах старого дома не
