– Позвольте я понесу вам зонт, – сказал Нико.
– Отдайте, – кивнула Данария стражнику, не переставая улыбаться.
Она была рада видеть принца. Она тоже скучала по нему. Нико залился краской и, когда императрица взяла его под руку, с такой силой стиснул деревянную трость зонта, что чуть не сломал ее. Данария касалась принца еле-еле, ровно так, как полагалось по этикету. Это совсем не походило на жесты Виё и придворных.
– Ужасная неприятность, – сказала Данария, пока они шли по желтому от фонарного света двору в окружении стражи. – Мы разоблачили этих людей только благодаря подарку мастера Сюрпы.
– Какому подарку? – тупо спросил Нико, хотя давно знал о Сюрпе и даже был лично с ним знаком.
– А вы не слышали? Об этом все здесь говорят. В начале года он преподнес императору новый вид оружия, которое позволяет убивать на расстоянии крошечным кусочком металла. Валаарий снабдил им часть солдат и отправил очищать остров от порченых. Конечно, они не могут искать вечно и прошерстить весь архипелаг, но подобная чистка раз в год хорошо скажется на населении.
От Данарии пахло шоколадом. Наверное, она пила какао вместо полуденного чая.
– Вам интересно, как солдаты узнают, где искать проклятых?
– Разумеется…
Нико внутренне одернул себя и попытался вникнуть в разговор.
– Они притворяются прималями и снимают все черные ленты с вестников. Уже удалось найти и расстрелять больше сотни порченых. Этих бы тоже расстреляли, но не смогли на месте доказать их вину, вот и приходится опять идти на суд. Так утомительно, да еще и перед именинами императора. Это испортит ему все настроение перед праздником.
Нико промолчал и, остановившись у лестницы, подал госпоже руку. У нее были прохладные мягкие пальцы, унизанные тонкими кольцами. По этикету пришлось идти задом наперед, держа зонт над императрицей, и спина Нико мокла под дождем, а холод отрезвлял мысли.
Казалось, что судьба издевается. Именно сейчас, когда принцу больше всего хотелось спрятаться от правды. Именно сейчас Данария показала себя настоящую.
И пусть эти мысли воспитали в ней, чтобы угодить императору, Нико мгновенно понял: Данария – взрослое дерево на диких корнях. На ее ветках не приживется иное мировоззрение. В сознании принца словно кто-то задернул штору, и последний лучик света погас.
– Вижу, вы расстроены? – заметила Данария. – Мне жаль. Я была так занята подготовкой к торжествам, что едва ли уделила вам минуту после приезда. Если бы подобную чистку организовывали чаще, мне не пришлось бы тратить столько времени на нудные занятия. Я давно предлагала супругу отправить в каждый город отряд людей, ответственных за черные ленты. Они бы опережали прималей, отвозили всех порченых на пустырь и сжигали. До сих пор не понимаю, почему прежде он не соглашался, а сейчас издал приказ о чистке всего раз в год. Мне кажется, он и на это бы не решился, но тот случай возле ущелья… Вы слышали? Говорят, безногий мальчик-прималь его завалил!
«Неужели ты не понимаешь, в чем дело? Валаарий столько лет пытается продемонстрировать власть разума над суевериями, а тут порченый ребенок заваливает ущелье. Конечно он его напугал! Такие слухи подкрепляют веру людей в колдовство и кару. Валаарию нужно было сделать ответный ход, вот он и воспользовался подарком Сюрпы. Он хотел показать, что достижения науки позволяют даже обычным островитянам не бояться детей с Целью, что они не проклятые, а больные. Солдатам внушили, что, если не прикасаться к затменнику во время убийства, порча не прилипнет. Вот они и начали убивать. Валаарий все еще пытается очистить свою замаранную задницу. И у него наверняка был еще один порченый ребенок после первенца, но он не убил его, а… Стоп, нет же. Он не убил первого! Он сказал, что казнил его, а на самом деле сослал куда-нибудь, чтобы его растили там до десяти лет».
– Нико, мне кажется, что я разговариваю со стеной. Это неприятно.
– Вы в курсе, сколько в мире рождается затменников? – неожиданно заговорил принц. Слова Такалама так и рвались из него. – Должно быть, вас убедили, что их совсем немного, но это не так. Их больше с каждым годом, а рождаемость на архипелаге низкая. Давно известно, что после порченого первенца остальные дети рождаются нормальными. Валаарий не последовал вашему совету потому, что иначе на Большой Косе в разы сократилось бы население.
– Что вы имеете в виду? – спросила Данария, выделяя интонацией каждое слово.
Ступени закончились, и она почти выдернула руку из горячей ладони принца.
– По закону грешные семьи положено разводить и не давать им жениться. Если разводить всех, у кого в семье рождается порченый, населения не останется.
– Вы чересчур откровенны! – выпалила императрица. – Вам следует следить за языком, иначе вас заподозрят в неверности!
Только сейчас Нико понял, что позволил себе слишком много.
– Простите, моя госпожа, я нес чепуху. – Он хотел согнуться в поклоне, но мешал зонт. – Конечно же я верен вам и императору.
– Что ж, полагаю, теперь мне потребуется доказательство вашей верности, – нахмурилась Данария. – Вы только что выставили меня и моего супруга в дурном свете.
И дальше она пошла молча. Нико думал, что его прогонят, но Данария слишком ему симпатизировала.
В судебное здание близ дворца они явились последними и чуть не опоздали. Острый запах ладана, треск свечей и ламповые пятна в темноте, спираль каскадом уходящих вверх сидений и омут колодца для подсудимых создавали мрачную атмосферу. Говорили, что при дневном свете Зал Решений выглядел празднично: здание было целиком выстроено из белого мрамора и завершалось разноцветным куполом. Но сейчас принц не нашел в нем ничего привлекательного. До кучи, здесь жарко натопили, и Нико подташнивало от духоты и бессилия. Он не хотел видеть, как выносят приговор, но выбора не было. Юноша проводил Данарию к лифту и устроился в дальнем ряду наблюдателей.
Вскоре привели порченых, но принц даже не глянул на них. Он не хотел запоминать лица смертников. Это уж слишком.
– Назовите же свои проклятия перед императором нашим! – приказал жирный судья после вступительной речи.
«Все-таки Валаарий далеко не пошел, несмотря на всю свою науку, – подумал Нико. – Даже на суде до сих пор называют порченых грешниками, а Цель – проклятием. Знает, что народ не переубедить его ерундой про болезни».
– А и нету у нас порчи никакой! – сказал первый затменник заплетающимся языком. – И не докажете!
«Генхард!»
Нико поднял глаза, и от увиденного сердце ухнуло в пятки: в каменном колодце жались друг к другу порченые из Медука. Яни мертвой хваткой вцепилась в вороненка. Тот еле стоял, держась за девочку. Плечо Генхарда перевязали оторванным рукавом, но ткань была бурая от крови и блестела в свете ламп. Его ранили недавно. Рядом выл мальчишка-сплетник, всхлипывал