— Затягивать с чем?

— С отъездом из страны. Во Францию. Или Бельгию, как Джон Тревэнион. Чтобы на какое-то время оказаться вне пределов досягаемости. Конечно, тут не просто банкротство, как у Джона. Честно скажу, даже не знаю, что ему посоветовать. Сожалею... что взваливаю эти новости на вас, но думаю, вам бы хотелось бы знать об этом, только по большому секрету. Пожалуйста, никому не рассказывайте... за исключением, конечно же, Валентина, если сочтете нужным.

— Обещаю.

— Однажды вы уже спасли его. Но тут совсем другое дело.

— Давай остановимся тут, — предложил Росс. — Мне не помешает сейчас выпить.

Когда Росс вернулся в Нампару, было почти четыре, и стало смеркаться. Ему оставили обед, и, болтая с Демельзой в коридоре, он заприметил адресованное ему письмо на столе, который во время драки остался нетронутым.

— Почта? — спросил Росс.

— Нет. Дэвид Лейк принес. Он не остановился и молча передал его Гимлетт, но написано, похоже, рукой Валентина.

Росс открыл письмо, когда перед ним поставили тарелку супа.

Дорогой кузен Росс!

Есть крылатая фраза о том, что каждый сам должен расхлебывать кашу, которую заварил, и после прочтения сих строк ты можешь решить, что именно этим мне и следует заниматься, учитывая создавшееся положение.

Несмотря на долги, денег у меня достаточно, я сам себе хозяин, сын ходит за мной по пятам, шимпанзе всякий раз при виде меня визжит от радости. На что мне жаловаться? Только на то, что Плавильщик Джордж завтра наметил ко мне визит. Этого мрачного известия хватит, чтобы солнце упало с неба.

Он не сказал, ради чего приедет, но и без прорицателя ясно, что речь пойдет об опеке над малышом Джорджи.

Он встал на сторону Селины, принял это дело близко к сердцу (нет, к кошельку) и решительно настроен вырвать у меня опеку. В его возрасте, когда осмотрительный меркантильный взгляд становится еще осмотрительнее, полагаю, он применит не грубую силу, а шантаж, к примеру, финансовый, закроет мои счета или даже назло себе закроет Уил-Элизабет, когда ждет исследования новый перспективный ствол.

Так что я подумал, не зайдешь ли ты к нам на чай и канарское около одиннадцати? Я не жду, что ты встанешь на мою сторону, но можешь выступить в качестве арбитра или судьи. Притворись, что это еженедельный визит на Уил-Элизабет, и ты оказался там по странному совпадению, когда он заявится.

Может, все-таки не станешь показывать это письмо кузине Демельзе?

Преданный тебе

Валентин

Росс тут же показал письмо Демельзе.

— Еще супа? — спросила она.

— Нет, благодарю. Съем только пирог с ягненком.

Когда ему подали пирог, Демельза стала расставлять поздние маргаритки.

— Наверняка он решил, ты будешь возражать против того, чтобы я туда пошел, — заметил Росс.

— Тебя гложут сомнения?

— Вряд ли, — Росс сначала хотел рассказать ей о разговоре с Филипом, но передумал.

— Я знаю шесть причин, по которым тебе не стоит идти, и только одну в пользу того, что все-таки стоит.

— И что за причина?

— Ты чувствуешь... ответственность за него. Ревность Джорджа поломала Валентину жизнь, но при этом ты сам дал основания для его ревности.

— А другие шесть причин?

Демельза пренебрежительно махнула рукой.

— Ты прекрасно знаешь эти причины, как и я. Валентин понимает, что ты никакой не арбитр, а будешь противостоять Джорджу. Он знает, что ты не займешь сторону Джорджа.

— Наберись терпения, любовь моя. Я должен сам обо всем подумать.

— Так думай, а не иди на поводу у чувств.

Наутро она спросила:

— Ты пойдешь?

— Да.

— Может, не стоило тогда мне рассказывать, как советовал Валентин?

— Может... Но это нечестно по отношению к тебе.

— А честно ли по отношению ко мне ввязываться в излишние неприятности и подвергать себя опасности?

— Опасности? Те времена давно миновали. Пойми, любовь моя, что за весь период вражды с Джорджем до драки у нас доходило только дважды, и только единожды, насколько я помню, лакеи вышвырнули меня из окна. Но все это случилось двадцать лет назад или больше. Теперь Джордж на двадцать лет старше. Как и я. Мы огрызаемся и срываемся друг на друга, но дальше этого дело не заходит. Когда мы последний раз виделись в этом году, я специально его навестил! И хотя мы не относимся друг к другу дружелюбно, но пришли к соглашению.

— Вытащить Валентина из ямы, которую он сам себе выкопал.

— Ну да. Признаю, он нас связывает...

— Как фитиль?

— Нет оснований так считать. Надо признать, Джордж лежал в постели, когда я к нему пришел, и теперь, после выздоровления, вполне возможно, сожалеет о деловом сотрудничестве. Но как бы мы ни бранили друг друга, мы вряд ли перейдем к насилию.

— Я ничего не имею против помощи Валентину, если она возможна. Но... но спасти шахту Валентина от разорения, а его самого от долговой тюрьмы — это одно, Росс. А что касается того, кто будет воспитывать сына Валентина — это уже затрагивает самое больное место.

Росс взглянул на нее.

— Помню, однажды я пошел в Тренвит, когда меня могли вышвырнуть оттуда... Кажется, тогда еще Дрейк попал в беду. Я взял с собой старину Толли Трегирлса, и он нес ружье для моей защиты. Это сдержало прислугу Джорджа.

— Я прекрасно помню.

— Так вот, на этот раз я должен повидать Валентина. Мне сложно объяснить это стремление. Но я возьму с собой друга. Не ради физической безопасности, а ради спокойного и трезвого разума. Согласен, Джорджу на него вообще плевать. Но таким образом встреча будет выглядеть случайной.

Темные глаза вопрошающе воззрились на Росса.

— Дуайт согласился пойти, — сообщил Росс.

Утро стояло мрачное. На рассвете охрой блеснуло солнце, но вскоре спряталось за низкими облаками, ветер нагнал туман и укрыл им землю и море. День сменил утро, а туман все уплотнялся, становился