Оя-сан. К чему загадывать вперед? Мы, живущие вдали от вас, европейцев, не привыкли верить ни женщинам, ни пьяницам, ни морякам: женщина склонна обманывать, пьяница ничего не помнит, а моряк рано или поздно все равно потонет. Через один месяц с удовольствием продолжу контракт.

Коковцев. All right! (оставшись наедине с Окини-сан).  Окини, я чертовски много сегодня выпил и, прости, должен выспаться. Нет ли в этом домике чего-либо похожего на кровать? (с любопытством рассматривая японскую подушку) Забавно! А как зовется такая подушка?

Окини-сан. Макура, голубчик, это макура.

Коковцев. Звучит вполне по-русски… макура… макура…

(Коковцев засыпает, Окини-сан усаживается напротив него и поет свою пророческую арию в сопровождении балетного номера с театром Кабуки).

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то всего того вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Давно ли гордясь своей победой,

Ты говорил: она - моя?

Год не прошел, прости и сведай,

Что уцелело от нее?

Ты помнишь ли при вашей встрече

При первой встрече роковой

Ее волшебный взор и речи

И смех младенчески живой?

И что же теперь, и где все это,

И долговечен ли был сон?

Увы, как северное лето

Был мимолетным гостем он!

(Под последние аккорды  этой арии Коковцев прощается с Окини-сан)

Коковцев. Прощай, Окини!

Окини-сан: Сайанара, голубчик! До-си-да-ня…Я  всегда буду ждать тебя![25]

                               Картина четвертая

1904 год. Эскадра адмирала Рожественского уходит в свой последний поход из Кронштадта до берегов Кореи, идя на выручку русскому гарнизону, осажденному японцами в крепости Порт-Артур. Это было почти кругосветное путешествие в невыносимых климатических условиях и при крайне низком уровне походного тылового обеспечения. Коковцев размышляет о судьбе России, задает себе вопрос, что он делает на чужбине, куда несет его и товарищей корабль Судьбы.

 (Звучит ария Коковцева «Время»)[26]

Годы проходят, волна за волною,

А время ведет свой отчет в никуда,

Кто-нибудь спросит: откуда и кто мы?

Но нам собираться в дорогу пора!

Точка отсчета - компас судьбоносный,

Укажет дорогу судьбы для тебя.

Путь в бесконечность, твой взгляд безнадежный

Долго преследовать будет меня!

Припев:

Где же ты, где же ты, ласковый, нежный мой

Море украло тебя у меня,

Где же твой голос и взор безнадежный твой

Бедную девушку сводят с ума!

Милый, мой нежный, прекрасный избранник

Тебя увлекает морская душа,

Знай, мой любимый очарованный странник:

Ты - Вера, Надежда, Любовь и Мечта!

Я - навсегда твоя!

Припев:

Где же ты, где же ты, ласковый, нежный мой

Море украло тебя у меня,

Где же твой голос и взор безнадежный твой

Бедную девушку сводят с ума!

В марокканском порту между командами русских и ирландских матросов вспыхивает ссора, которая перерастает в драку (балетный номер «Ирландский степ» против русской «Яблочки»), где русские моряки одерживают верх. [27]

                             Сцена в Марокко

Атрыганьев (первым побывав на берегу, пришел сердитым, грубо, по-мужицки выражаясь). Что же это за город такой, господа?! Грязь, вонь, суета! Шлюх в порту нет абсолютно. Ислам, понимаешь! После чистеньких японских улиц здесь даже главная  марокканская дорога выглядит  проселочной дорогой, покрытой кочками и  ухабами! Долго еще нас здесь, в этой отвратительной клоаке, будет держать этот наш доморощенный флотоводец, горе-адмирал Рожественский?

Эйлер.  Здешнее портовое начальство воду нашим кораблям не дают и угля, потому и стоим на якоре, не отправляемся – то ли ты не в курсе, Алексей?! Перед англичанами, видать, прогибаются арабы! Стараются - из кожи вон лезут! И что нам теперь делать, а, господа? Совсем без воды уходить в поход, что ли?

Коковцев. Сиди - не сиди, а пьяным не будешь! Пойду  добывать воду в этом проклятом порту! Леня, ты со мной?

Эйлер. Знаешь, что я тебе, Вовочка, хочу сказать – ты бы не внимал Атрыганьеву с таким подчеркнутым решпектом. Атрыганьев, мало того, что барин, он   еще - и законченный циник.

Коковцев. Отчасти – да, я согласен с тобой, Леня. Но он – минер от Бога, а минер похож на рыцаря старинного и могучего ордена, вроде Мальтийского.

Эйлер. Скорее, Каста, Володя, это - самая настоящая каста! Алеша Атрыганьев просто не понимает, как близка гибель его и ему подобных.

Коковцев. Да так ли это, Леня?

Эйлер. Поверь мне, ты просто не слышал минера достаточно пьяным. А в пьяном состоянии Атрыганьев произносит жуткие, просто страшные тосты…

  (Звучит ария Атрыганьева «Африка»)[28]

Ты пришел сюда, где не ждали тебя,

Белый цвет для всех здесь это-табу!

Ты пришел туда, где не ждут никого,

Где законы природы не щадят никого!

Припев:

Что нам делать, русским, в этом крае

Позабытом крае?

Африка, это - Африка!

Ты пришел сюда, где не звали тебя,

Эти люди точно не звали тебя!

Да, ты пришел туда, где ты - никто

И этот никто для них ничто!

Припев:

Что нам делать, русским, в этом крае

Позабытом крае?

Африка, это - Африка!

  Прибыв в Цусимский пролив, русская эскадра принимает бой с превосходящими силами японской эскадры. Несмотря на героизм и мужество русских моряков, русская эскадра терпит сокрушительное поражение. Гибнет и броненосец «Ослябя», на котором проходил службу Коковцев.

                          (Балетный номер с морским сражением)[29]

 Коковцев вместе с другими членами экипажа броненосца «Ослябя» затапливает израненный корабль и оказывается на миноносце «Бедовый», волею случая ставшим флагманским, экипаж которого по приказу адмирала Рожественского позорно сдается в плен японцам. Освободившись из японского плена, Коковцев вновь возвращается к Окини-сан. Так происходит их вторая и уже последняя встреча.

           Сцена встречи Коковцева и Окини-сан

Окини-сан. Ты не спишь, голубчик?

Коковцев.  Что-то не спится.

Окини-сан. Хочешь, я расскажу тебе сказку?

Коковцев. Да.

Окини-сан. Но она очень смешная.

Коковцев. Тем лучше.

Окини-сан. Далеко на севере жил-был тануки…

Коковцев. Кто жил?

Окини-сан. Тануки. Тануки жил очень хорошо. Он любил музыку, а животик у него был толстенький… как у меня! Когда наступали зимние вечера, тануки стучал себя лапкой по животику, будто в барабанчик, и ты смотри, как у него это получалось. (Распахнув на себе кимоно, Окини-сан выбила дробь на своем животе). Разве тебе не смешно?

Коковцев. Очень. А что дальше?

Окини-сан (пальчиком она нежно провела по его губам). А дальше я хочу рассказать тебе уже печальную историю, голубчик… Обещай, что не прогонишь меня, если я расскажу тебе все… Я родилась в году Тора, который повторяется каждые двенадцать лет. И все женщины моего года обречены на одиночество и презрение. Мужчины избегают нас, не желая с нами общаться. А если бы и нашелся муж, я бы доедала после него объедки, на улице я бежала бы за ним только сзади, в гостях или в доме родителей мужа, пока он там пирует, я должна бы стоять под окнами и ждать его, как собака… хуже собаки!

Коковцев. Отчего такая жестокость?

Окини-сан. Потому что мы приносим мужчинам несчастья, и я боюсь, что и тебе, голубчик, доставлю горе… Зато наш сын, если он родится в год Тора, это будет для него счастьем: мужчины Тора самые смелые, их все очень любят, и что они ни скажут – все становится законом для других…  Нас