Джейсон долго не может обнаружить на записях с видеокамер «мерседеса», плывущего по реке. Он забирается далеко на север – до Слосон-авеню близ Белл-Гарденз – и только тогда понимает свою ошибку. Он следил за рекой Лос-Анджелес, но в нее впадает под острым углом, восточнее Дауни и севернее Холидейла, Рио-Хондо, текущая с северо-востока, от Эль-Монте. Джейсон возвращается к месту слияния этих двух рек и, прокручивая запись назад, быстро обнаруживает седан, плывущий по Рио-Хондо.
– Ты супер! – говорит Кэмми.
– Макси! – говорит он и смеется, начиная искать место, где седан сбросили в реку.
23
– Отдайте мне паспорт и бумажник, они мои, – залебезил Рэндал Ларкин. – Договорились? Отдайте их мне. Разве вы меня мало мучили сегодня? Зачем все это?
За спиной существа, называвшего себя мужчиной, высоко в темноте виднелись выходящие на запад окна – в них попадало меньше света, чем в окна восточной стороны за спиной Джейн. Расположенные попарно, они напоминали бесцветные и пустые глаза колоссальных существ, членов некоей судейской коллегии, глаза, словно удостоверявшие моральную слепоту земного правосудия.
– В любом случае вы победили, – сказал Ларкин. – Необязательно преследовать меня. Или Д. Д. У вас есть флешки со всеми материалами Шеннека, с историей механизма управления. Выпустите их в Интернет, разоблачите всех за один день.
– Большинство людей ничего не поймут, – сказала Джейн. – Но я понимаю. И уверена, что ты тоже.
– Это вы о чем?
– Законы, которые будто бы имели целью сделать Интернет более справедливым, демократичным и открытым… Благодаря этому государственные ведомства получили возможность следить за тем, что появляется в Сети. Они выявляют недопустимую информацию еще в момент загрузки, начинают редактировать ее в ходе первых просмотров, пока она еще не привлекла особого внимания. И, кроме того, добавлять ложные сведения, которые дискредитируют все. Они. Ваши люди, которые есть повсюду.
Ларкин не стал оспаривать это утверждение – только попытался заверить, что эти фильтры не так эффективны, как она думает.
– Все не так просто. Мы не может реагировать настолько быстро. У вас есть флешки Шеннека. Я вам не нужен.
– Ваши люди в этих ведомствах, – продолжила она, – установили ловушки по всей Сети. Как только появляется имя Бертольда Шеннека вместе с такими словами, как «управление», «механизм», «рабство», или слово «Аспасия» – вместе с такими словами и фразами, как «покорность», «неспособность к неподчинению» и так далее, срабатывает тревожный сигнал, и через считаные минуты начинают работать средства сокрытия этой информации.
Она положила паспорт на стол. Ларкин уставился на него.
– Время вольного Интернета прошло, – сказала она. – Если в Сети появляется что-то, якобы наносящее ущерб носителям власти, то лишь потому, что это нужно им по какой-то причине. Они уже поработали с этой информацией, могут стереть ее или дезавуировать в любой удобный для них момент. Или хотят с ее помощью устрашить своих врагов. Что угодно.
Ларкин оторвал взгляд от паспорта:
– Аркадцев в этих ведомствах гораздо меньше, чем всех остальных. Мы… они не всевластны.
Джейн вытащила бумажник Ларкина из лежавшей на столе сумки и положила рядом с паспортом.
– Я вижу, мистер Хеймдал, – сказала она, – что вы – гражданин Содружества Багамских Островов. А оттуда всего два шага от Британской Вест-Индии. Должно быть, у вас на Большом Каймане есть секретный счет с кругленькой суммой.
– Мне больше нечего вам дать. Чего еще вы хотите? У меня ничего нет.
– Рэндалом Ларкином тебе быть нельзя. Тебя уничтожат твои же дружки. И если ты не сможешь быть Ормондом Хеймдалом, кем ты станешь тогда?
– Я не планировал вести другую жизнь. Только эту.
– Если ты не сможешь быть Ормондом Хеймдалом, кем ты станешь тогда?
– Никем. Вы хотите, чтобы я сказал именно это? Никем.
– Если у тебя не будет тысячи долларов, которые лежат в бумажнике, кредиток, миллионов на Большом Каймане, что у тебя останется?
– Ничего. Вы это хотите услышать? Не останется ничего.
– Если у тебя не останется ничего, чем ты будешь?
Его ужас был так же велик, как ярость, а ярость – так же велика, как страх. Он испытывал только три этих чувства, стоял, как неудачный прототип человека, изготовленный из глины ввиду нехватки важнейших ингредиентов.
– Чем ты будешь? – повторила она.
Ларкин посмотрел на пистолет в ее опущенной руке, потом снова заглянул ей в глаза:
– Ничем.
– Ты не знаешь, как можно быть чем-нибудь без власти и денег.
– Вам нравится ломать людей. Стирать их в порошок.
– Не всех, – сказала она. – Даже не большинство. Только таких, как ты.
24
Джейсон находит кадры, на которых «мерседес» устремляется вверх по реке, поднимается по длинному склону и преодолевает стенку.
– Звони Аккерману, – говорит он Кэмми. Та приходит в восторг, видя, как роскошный седан взлетает в воздух, словно в фильме с погоней. Джейсон отмечает координаты камеры и оценивает расстояние от стенки до того места, где машина появилась в зоне видимости, прорвавшись через проволочную сетку или что-то в этом роде. Даже на расстоянии видно, что ограда окружает промышленное здание, которое вдвое выше всех близлежащих построек.
Не проходит и двух минут, как Кэмми снова дозванивается до Маршалла Аккермана из «Волонтеров за лучшее завтра», в то время как Джейсон продолжает поиски при помощи «Гугл планета Земля». Он находит здание, увеличивает спутниковый снимок до максимума, после быстрого просмотра переходит на «Гугл стрит вью», разворачивается на триста шестьдесят градусов и обнаруживает участок, отведенный для промышленного использования, хотя промышленность уже переместилась в другие штаты или страны, – растрескавшаяся, вся в выбоинах дорога, мрачная картина упадка, ржавчины и разложения.
– Думаю, вот оно, – говорит он.
– Он думает, вот оно, – говорит Кэмми Маршаллу Аккерману.
Джейсон повторяет адрес, Кэмми называет его Аккерману. Тот отключается и наверняка сразу же присоединяется к своим людям, вооруженным до зубов, нетерпеливо ждущим в машинах со включенными двигателями.
Джейсон вытаскивает пончик из коробки, Кэмми хватает булочку, и они поднимают тост друг за друга, чокаясь выпечкой.
– Класс! – объявляет она.
25
Ларкин не знал, что делать дальше, – стоял в свете фонаря, бледный, сильно растрепанный, словно древний король, ставший бесплотным, получивший запрещение входить в царство духа как с парадного, так и с черного хода, но слишком гордый, чтобы скитаться призраком по миру, которым он прежде правил.
– Сакура Ханнафин умирает от укуса шершня и удушения, поскольку ее дыхательные пути перекрыты, – сказала Джейн, – а мой Ник становится марионеткой в чужих руках, а учительница из Миннесоты убивает себя и других, потому что компьютерная модель советует строить новый мир именно так. А ты собираешься лететь на Багамы и жить в роскоши, нежась на солнце?
Она взяла паспорт и бумажник и положила их в сумку. У Ларкина не было ничего, он был ничем и не мог сказать ничего, кроме того, что говорил раньше:
– Вы обещали показать мне дорогу к жизни.
– Вот она. – Джейн показала на