Получив необходимую ей информацию быстрее, чем ожидала, Джейн положила ручку и блокнот в сумочку, встала со стула и уставилась на Ларкина – не с презрением, потому что он не заслуживал даже этого, и уж конечно не с сочувствием. Она полагала, что, согласно самому строгому кодексу чести, она обязана… если не дать ему прощение, то хотя бы проявить милосердие. Он сидел с несколько напряженной, но все же очевидной улыбкой, уверенный, что она сдержит обещание.
– Я умираю от голода. Из-за этой дряни, что вы заставили меня выпить. Меня трясет от голода.
Вероятно, худшие страхи остались для него позади. Ларкин верил, что она покажет ему путь в будущее, как обещала, так как знал о ее привычке держать слово, хотя сам не делал этого по отношению к другим людям.
Отвернувшись от него, Джейн положила сумку на стол и уставилась на четыре миски, из которых грозилась напоить крыс водой, разжигающей голод. Помолчав, адвокат сказал:
– Что вы делаете?
Мягкое змеиное шипение лампы, белый свет холодного оттенка, как пар, поднимающийся над сухим льдом, серое свечение высоких окон, словно печальное воспоминание о свете из Первого мира[20], давно потерянного из-за человеческой несправедливости, сгущающаяся темнота, способная говорить с сердцем на том безмолвном языке, на котором всегда говорит темнота…
– Вы мне обещали, – сказал Ларкин, словно напоминая ей, что для человека чести есть черта, которую он не может пересечь. – Вы сказали, что покажете мне дорогу в будущее.
Джейн взяла бутылку, покрутила ее в руке и сказала:
– Я всегда покупала эту воду, когда мы жили в Виргинии, когда Ник был жив и мы подумывали, не завести ли второго ребенка.
Голос Ларкина задрожал:
– Я сказал все, что вам было нужно. Я больше не ваш враг. Я конченый человек. Мне некуда идти. Все, что у меня есть, – это ваше слово.
– Ник перерезал себе горло, – сказала она. – Сделал глубокий надрез. Своим боевым ножом. Вскрыл сонную артерию. – Она крутила бутылку в руке. – Я нашла его в луже крови.
У нее за спиной Рэндал Ларкин сказал:
– Только не крысы.
20
Кэмми выходит на полицейскую радиочастоту, рассчитывая узнать что-нибудь о том, как «мерседес», бьющийся об опору моста, оказался в реке. Джейсон на своем компьютере перестает смотреть на мост в реальном времени и вновь обращается к архивам АНБ. Он переходит к камере, расположенной выше по реке, на мосту, который относится к федеральной трассе номер четыреста пять, прокручивает запись назад, пытаясь выследить «мерседес», плывущий на юг. Подкатываясь на своем кресле к Джейсону, Кэмми сообщает:
– Судя по тому, что я слышала, в машине никого нет.
Джейсон не слишком уверен в этом:
– А может, тело Ларкина лежит в багажнике.
– Ой-ой, – говорит Кэмми. – Ты всегда на шаг впереди.
– Такая работа. Но если хорошо подумать, сомневаюсь, что она его похитила и тут же убила.
– Почему?
– Убить его она могла бы и в проулке за офисом.
– Вот оно! – вскрикивает Кэмми, показывая на экран и восторженно хлопая в ладоши при виде того, как вода поворачивает и раскачивает машину. Джейсон прокручивает запись назад. Черный седан уносится вверх по реке, к мосту трассы номер четыреста пять, под которым явно проплыл раньше.
Исходя из этого, Джейсон перемещается все дальше на север, ко всем камерам, снимающим реку: на бульваре Дел-Амо, на шоссе номер девяносто один, на бульварах Артезия и Алондра, на Розкранс-авеню. Он снова и снова находит «S600» в разных точках его бесшабашного плавания.
– Позвони Маршаллу Аккерману из «Волонтеров за лучшее завтра», – говорит Джейсон, упоминая некоммерческую организацию, которая пользуется его услугами и имеет важные связи в АНБ. – Скажи ему, что Джейн Хок похитила Ларкина и сбросила его машину в воду и что я скоро смогу сказать ему, где она находилась, когда сделала это.
– А какое это имеет значение? – недоуменно спрашивает Кэмми.
– А такое, детка, что она, может быть, все еще там вместе с Ларкином.
21
– Только не крысы, только не крысы, – повторял Ларкин, словно эта мантра могла изменить намерения Джейн, так же как механизм управления навязывает мозгу свою программу.
Держа бутылку в руке, Джейн отвернулась от стола и посмотрела на своего пленника. Он с такой решимостью напряг мускулы на руках и ногах, с такой силой потянул вверх конечности, что, как ему показалось, мог воспарить чуть ли не посредством усилия воли, подняться из света потрескивающей лампы вверх, в темноту.
– Стимулятор аппетита был только в бутылке, которую ты выпил. В трех других – обычная вода.
В мерцании лампы его глаза цвета хаки отливали чуть ли не желтым цветом, словно глаза дикой кошки.
– Значит, вы не собирались…
Джейн поставила бутылку на стол:
– Крысы? Нет. Но ты должен был поверить, что я это сделаю.
Она вытащила ножницы из сумки и подошла к адвокату, заметив, что он напрягся при виде режущего предмета в ее руке. Кромки ножниц были острыми – ей нужно было перерезать стяжку, которая удерживала левую руку Ларкина. С его губ сорвался благодарный всхлип, когда Джейн бросила ножницы ему на колени и сказала:
– Освобождайся.
Она стояла у стола, наблюдая за адвокатом. Тот перерезал хомут, привязывавший к подлокотнику правую руку, потом принялся за хомуты на щиколотках. Он даже не помышлял о том, чтобы нападать на нее с ножницами, – бросил их на пол, шатаясь, поднялся на ноги. Выглядел он помятым и усталым, словно пробыл в путах гораздо дольше, чем на самом деле. И все же Джейн положила на стол, рядом с собой, кольт сорок пятого калибра.
– Вы обещали мне указать путь отсюда, дорогу к жизни, – сказал Ларкин обвинительным тоном, словно теперь его голосом говорила сама совесть.
– Я тебе для этого не нужна. Ты уже приготовил себе дорогу, Рэнди.
– Вы о чем?
Из внутреннего кармана своей спортивной куртки Джейн извлекла паспорт.
– О жизни Ормонда Хеймдала.
Он сунул руку в карман пиджака, словно не мог поверить, что паспорт в ее руках – тот, который лежал в его кармане.
– Ты его постоянно носишь при себе? – недоуменно спросила она. – Каждый день, куда бы ни пошел? Спишь с ним? Как давно тебе пришло в голову, что все это скоро развалится? – Ларкин потянулся за бумажником и убедился, что в кармане его больше нет. – Я, конечно же, обыскала тебя, прежде чем привязать к стулу. В бумажнике лежало десять стодолларовых купюр и еще несколько других, помельче. И твоя собственная кредитка. А кроме нее, в другом отделении – карточка «Америкэн экспресс» на имя Ормонда Хеймдала, вероятно с очень высоким лимитом.
22
Когда Кэмми объясняет ситуацию Маршаллу Аккерману из «Волонтеров за лучшее завтра», тот отвечает, что подготовит команду для освобождения Рэндала
