Я поймала себя на мысли, что снова сжала кулаки и тут же их расслабила, стряхивая злость. Достала тапет и написала Митри: «Буду поздно. Уложи Тай и ложись сама». Не думала, что придет ответ, но он все-таки пришел: «Ты где?» — «Еду в „Бабочку“». Судя по тому, что Митри больше ничего не спросила, веры в политари у нее было еще меньше, чем у меня.
— Четвертый круг. Центральный парк Ландорхорна, — объявил механический голос.
Центральный парк Ландорхорна — место, где я бывала от силы пару раз. Слишком дорого стоил проезд, чтобы позволять себе кататься в такие районы, но родители как-то возили нас в центр. Первый раз — на годовщину свадьбы, но тогда я была совсем маленькой и мало что помню, кроме крутящихся каруселей, визга детей-въерхов и взлетающих в небо изгибов горок-аттракционов.
Второй раз мы ездили туда на день рождения Лэйс, и это я помнила уже гораздо лучше: нам с Митри даже довелось покататься на эйрлатах-аттракционах, а Лэйси с отцом прокатились на самой огромной горке, на которую нас не пустили, потому что мы еще были маленькие. Мама сказала, что не пошла кататься, потому что ее не пустили тоже, хотя я уже тогда прекрасно поняла, что она говорит это исключительно для того, чтобы нам не было обидно.
— Четвертый круг. Рингас-стрит.
Рингас-стрит — то, что мне нужно. Подхватив вещи, я вылетела на платформу, достаточно высокую, чтобы пассажиров здесь перевозили лифты. Да, мне доводилось бывать здесь раньше, но в такое время — никогда, поэтому я ненадолго залипла: искры огней и ленты магистралей, неон рекламы, фары дорогущих эйрлатов, мельтешащих над городом. Сверившись с навигатором, я направилась по лестнице мимо закрытых витрин бутиков. Надо отдать должное, это, пожалуй, было единственное, что здесь в такое время было закрыто. Вдалеке высился монументальный купол Догран-холла, самого известного, пожалуй, театра Ландорхорна, но нужная мне улица увела меня в сторону. Несмотря на будний день и позднее время, народу здесь было просто море. Причем даже когда я свернула с Рингас-стрит, аорты Четвертого круга.
Мимо меня проходили совсем молодые въерхи и въерхи в возрасте, люди спешили по домам (видимо, из пресловутых закрывшихся бутиков) или на работу (в ночные клубы и рестораны). Совсем как Лэйс.
Вспомнив о сестре, я ускорила шаг и уже через несколько минут вылетела на улицу, главной достопримечательностью которой было заведение, где работала моя сестра. Над входом раскинулись ярко-синие неоновые крылья. Рассыпая огни и соперничая с мерцающей неподалеку рекламной вывеской, золотом переливалась огромная надпись «Бабочка». Клуб действительно поражал своим великолепием — начать хотя бы с того, что он занимал целый квартал. Видимо, желающих в нем отдохнуть было много, а еще (это я знала от Лэйс) внутри была большая сцена для представлений, огромный банкетный зал и много чего другого.
Поразительно, что такое огромное заведение работает исключительно ночами: оно открывает свои двери для всех желающих ровно в полночь и закрывает в шесть. Шесть часов, всего шесть часов, неужели работа «Бабочки» за это время окупается? Лэйси рассказывала, что у них безумные цены на бар и на основное меню, бронь столика стоит столько, сколько мне и не снилось, тем не менее этот клуб никогда не испытывает недостатка в клиентах и разоряться не собирается. Сюда приезжают не только богатые ландорхорнцы, реклама у «Бабочки» такая, что любители ночной жизни тянутся сюда из близлежащих городов, туристы тоже не исключение.
«Просто есть те, для кого выкинуть столько денег за одну ночь — все равно что купить разовый жетон на проезд», — говорила Лэйс. И ее большие глаза превращались в две узенькие щелочки, а между бровей залегала глубокая складка. Лэйс ненавидела тех, на кого работала, пусть даже лично ей они не сделали ничего плохого. Сложно улыбаться тем, кто гуляет с ночи до утра, заливая веселье шипучкой и чем покрепче, тогда как ты едва сводишь концы с концами и думаешь, на что купить хлеба и сыра, сколько денег нужно заплатить государству за дом, а сколько отложить на его содержание и одежду сестрам. Тем не менее Лэйс улыбалась им, а дома — ненавидела.
Главный вход, разумеется, был закрыт, и, чтобы найти служебный, мне пришлось дойти до конца квартала. Именно там располагались стеклянные двери, сквозь которые я попала внутрь, оказавшись возле стойки охранной службы, если можно так выразиться. Ряд турникетов был запечатан между столами, за которыми уже сейчас «отдыхало» четверо охранников.
— …Видел бы ты его рожу! — хохотнул один, а потом перехватил прищуренный взгляд коллеги и повернулся ко мне. — Чем могу помочь, нисса?
Взгляд его прогулялся по мне, подобно взгляду политари, но, в отличие от него, снисходительным не был. Скорее цепким, оценивающим, тем не менее, даже оценив меня на минусовой балл, он не торопился хватать меня за шкирку и выбрасывать на улицу.
— «Бабочка» открывается в полночь, это служебный вход, — спокойно произнес мужчина.
«Дорожащее своей репутацией заведение никогда не позволит скатиться до оценочных суждений и высказываний, — говорил отец. Уж он всяко понимал в этом побольше нас, учитывая место, где ему пришлось поработать. — Если на тебя смотрят свысока, лучше из такого отеля или ресторана уходить сразу».
Сейчас я вспомнила его слова и отчетливо вспомнила улыбку — широкую, светлую. Вспомнила, как он раскрывал мне навстречу широкие ладони, чтобы подхватить на руки, пока не получил ту опасную травму. После нее он сильно изменился, замкнулся в себе и все реже нами занимался. Инициатором всех семейных встреч стала мама, на ней все и держалось. Отец оживал только рядом с ней и, возможно, еще рядом с Тай. Вот ее он охотно брал на руки под радостный сестренкин визг.
— Знаю, — ответила я. — Но я не посетитель. Моя сестра работала здесь, Лэйси Мэйс. Вчера утром
