Жуткая тоска накатила от этих слов. Я мотнул головой и повторил то, что прежде сказал Тасе:
– Никуда я не поеду!
Иола лишь плечами пожала:
– Твое дело.
– Слушай, а ты не говорила с Соболями еще? Ну, насчет наших родителей?
Иола вскинула на меня покрасневшие злые глаза:
– Ты правда считаешь, что для этого был подходящий момент? Мы с Хонг прощались. Ты-то, как всегда, вовремя слинял…
Я хотел рявкнуть, что не просто на прогулку ходил. Вообще я собирался рассказать ей про Тасю, про ее странную ситуацию с братом. Но сейчас настроение испарилось, я только спросил, потому что это было важно:
– Как тебе Ванька?
– В смысле?
– Ну, ничего странного ты в нем не заметила?
Девочка издала короткий смешок:
– Хоть у кого-то есть еще настроение прикалываться. Ты же сам видел, во что превратился Иван!
– Думаешь, им, как и Димкой, занялся Орден?
– Да очевидно же! Человек не может за несколько дней самостоятельно совершить такой интеллектуальный скачок!
Иола снова уронила тарелку, присела за ней, потом и вовсе плюхнулась на траву с каким-то пришибленным и вроде как виноватым лицом. Впрочем, я давно уже привык к ее переменам в настроении.
– Знаешь, пока мы вдвоем шли до лагеря, было чувство, что я попала в некую параллельную реальность, в которой Иван вырос в семье не завязавших на время алкашей, а мудрых интеллигентных людей. И это казалось таким правильным, что не хотелось даже думать, насколько это пугает.
– Он, конечно, и в любви тебе признался? – не удержался я.
– Да он и раньше признавался, к твоему сведению. Хоть что-то осталось в нем неизменным.
Я почему-то совсем огорчился и отправился в свою личную пещеру. Все понятно, лагерю конец, Древним мы помогать не собираемся, просто сольем их, как и в незапамятные времена. А теперь еще и друзья стали мишенью странных опытов. По пути мне встретился Марк с перекошенным лицом, который вел под уздцы нашего коня, а в другой руке нес щетки и упряжь. Мы обменялись хмурыми взглядами и синхронно отвернулись, словно враги.
Мне больше не хотелось ни минуты оставаться в разоряемом лагере. В пещере я задержался ровно настолько, чтобы отыскать в шкафу старый рюкзак, в котором когда-то принес свои вещи, и покидать в него все самое необходимое, что попалось на глаза. На обратном пути к люку мне уже никто не встретился.
Перемахнув через ограду, я не побежал в город, – что мне там было делать? А просто побрел наугад через чащу, выбирая самые глухие места, проваливаясь в просевший рыхлый снег почти по пояс. На пути мне попалась микроскопическая полянка в окружении еле живых сосенок, растущих слишком кучно. Снег под ними был усыпан пожелтевшими иглами. Я растянулся на этом сероватом снегу во весь рост, рюкзак отбросил в сторону. Над моей головой серое, набрякшее новым снегом небо сливалось с мертвыми верхушками деревьев, и мысли мои были точно такие же: тусклые и безрадостные.
Я думал о том, что еще вчера чувствовал себя частью команды, даже думал всегда: «Мы, атланты». А теперь снова остался один. Конечно, я не поеду ни в какой новый лагерь, потому что ничего уже не будет прежним. Да как мы станем там жить, вспоминая своих соседей, которых позволили уничтожить? О чем станем говорить на уроках мадам Софи? Нет, лучше уж останусь тут, с родителями, с Тасей. Возможно, со временем наша связь с Иолой сойдет на нет, разрушится, ну и пусть. Никудышный из меня получился атлант, научусь, может, быть нормальным парнем. А сегодня же ночью спущусь в Черные Пещеры и предупрежу Великого Жреца, а то пока там Соболь вернется. А Данко… его уже не спасти, наверное…
Я машинально покрутил браслет на своей руке.
Потянуло в сон: должно быть, сказались все эти огромные недосыпы последних дней. Я перевернулся на бок и сунул под щеку рукавицы. Надеюсь, тут на меня никто не наткнется и не поднимет крик…
Глава двадцать четвертая
Предательство
Что-то горячее коснулось моей руки. Я разлепил глаза и увидел: надо мной зависли два прозрачных тела, едва заметные в ранних сумерках. Старик и женщина. Увидев, что я смотрю на них, старик приложил ко лбу кисти рук, оттопырил большие пальцы, медленно и глубоко поклонился. Женщина повторила его жест. Пришлось мне тоже принять положение сидя и коротко кивнуть незваным гостям. Я не был уверен в возможности контакта, но все же спросил сердито:
– Вы что-то хотели?
И даже вздрогнул, когда в ответ старик с напором произнес на отличном русском языке:
– Помоги нам, атлант! Мы утратили право просить о справедливости, но взываем к твоему милосердию.
У старика было суровое темное лицо с раскосыми блестящими глазами, белые кудри собраны под подбородком, как у всех прочих метакорпов, есть ли под ними борода – не видно. Женщина, замотанная во что-то легкое на манер тоги, безучастно смотрела себе под ноги.
– В чем помочь-то? – Я понятия не имел, как вести себя со столь странными существами.
– Помоги отомстить убийце наших детей! – сказал старик, и женщина тут же закрыла лицо руками. – Мы служили ему, предавая наших собратьев, были готовы в любой момент пожертвовать собой – все ради них, наших деток. Но теперь их больше нет. Они умерли в железном ящике без воды и пищи, потому что один из сыновей приора попросту забыл о них.
Я вздрогнул от этих ужасных слов и от смутного воспоминания. Потом спросил:
– Откуда вы знаете? Вы ведь были все это время в нашем лагере, верно?
– Между нами существует телепатическая связь, – сказал старик. – Мы чувствовали, как они умирали, но ничем не могли помочь. Узнав о случившемся, приор избил сына, а других представителей нашей расы запер в свинцовых коробках, чтобы они не смогли отомстить, – сквозь свинец не проходят наши вторые тела. На свободе нас осталось только десять – тех, кто шпионил в лагере. О, если бы нам удалось добраться до приора и спасти других! Или всем погибнуть, но хотя бы свершить акт возмездия. Мы ищем в твоем лице союзника – ведь и у тебя, юноша, есть за что ненавидеть приора Гая.
У меня даже затылок похолодел от упоминания этого типа. Я пробормотал:
– Но я все равно не смогу его убить, если вы об этом просите.
Старик торжественно покачал головой:
– И не нужно. Мы сами в силах сделать это, просто сжечь его нашими телами. Но мы не можем добраться до приора, это отнимет слишком много времени и сил. Наши голографические тела не могут отходить далеко от основных, энергии хватает ненадолго. Если бы ты, атлант, мог отнести нас к нему! Этим