Мадам Софи, очень бледная, наклонилась, просунула палец в кольцо и потянула на себя крышку люка. Но та даже не шевельнулась. На секунду мы остолбенели: никто никогда ее не закрывал, хотя с противоположной стороны и был засов. Через мгновение Соболь, оттеснив жену, уже сам дергал кольцо. Пол заходил ходуном у нас под ногами, по цементу побежали трещины. Эрик Ильич поднялся на ноги и предупредил нас:
– Придется выламывать. А вы, ребятишки, на всякий случай приготовьтесь к любым неожиданностям.
Но в этот миг дверь в барак распахнулась, и вместе с метелью в нее шагнул Марк Шапиро. Глянул на нас – и лицо его засияло, хотя заметно было, что он здорово измучен, похоже, не спал пару суток.
– Директор! – заорал он. – Мадам Софи! Ребята! А мы вас так ждали!
Шагнул вперед и угодил в объятия Соболей, через пару секунд освободился, помятый и смущенный, начал тянуть из кармана пальто какую-то штуковину, приговаривая при этом:
– Сейчас свяжусь с ребятками в лагере, они откроют! Я периметр осматривал, вот и прозевал вас.
Штуковина оказалась рацией. Через полминуты раздался приглушенный щелчок, Эрик Ильич повторно схватился за кольцо, и на этот раз люк без проблем открылся. Один за другим мы попрыгали вниз.
Там, на поляне, уже собрались все наши, ну, кто не спал, конечно: Борька с Миленой, Сашка Афанасьев, сверху спикировал Марк, судя по звуку, надежно задвинув за собой засов. К Милене жалась, держась за край ее платья, темноволосая застенчивая Лейла. Давно я не видел таких счастливых лиц и давно не получал столько объятий и ударов по спине – похоже, они совсем тут потеряли надежду нас дождаться. Но радостная встреча не могла нас обмануть – в лагере было неладно. Это явственно читалось по осунувшимся, бледным лицам ребят, и наверняка дело было не только в тревоге за нас.
– Пойдемте в столовую, мы как раз чай пили, – сказала Милена.
– Мы сами только из-за стола, – улыбнулась мадам Софи.
– Ну, тогда просто посидим, поговорим. Мы столько должны вам рассказать…
– С Данко все в порядке? – спросил меня Афанасьев.
Почему-то меня кольнула мысль, что если бы Димка был с нами, то первым бы задал этот вопрос.
Я замялся, Иола нервно дернула подбородком:
– Н-не совсем.
Больше нам вопросов не задавали, наверное, им тут и своих проблем хватало через край. Мы прошли к столу под нашим никогда не гаснувшим небом, понуро расселись на длинных скамьях. Не дожидаясь наводящих вопросов, заговорил Борис:
– В общем, когда ребята ушли в Пещеры, я решил пока изолировать лагерь от внешнего мира, никуда не выходить и никого не впускать до вашего возвращения. Но только из этого ничего не вышло. На следующую ночь Милена занималась с Лейлой, – он кивнул на притихшую девчушку на руках своей подруги, – как вдруг та упала головой на стол и заснула. Конечно, Миленка сразу бросилась в комнату Вовчика, он ведь не должен был проснуться, после сонного-то напитка. И увидела, что его кровать горит.
– Что? – ахнула Иола. – Как?!
– А вот знать бы. Его учебники и книжки были сложены вдоль края кровати и подожжены. К счастью, Вовчик проснулся и уже пытался сам тушить пожар. Ну, сбежались ребята, все загасили, осмотрели мальчика и поняли, что без врачей тут не обойтись. Слишком сильно обожжены рука и бок и еще щека – даже для атланта серьезные повреждения. Мы сами доставили его в городскую больницу.
– После этого в лагере было уже не отсидеться, – подхватила рассказ своего парня Милена. – Вовка сами знаете какой капризный, больничное есть не может, врачей боится, вот мы его навещали по нескольку раз на дню. Старались ходить по двое, на всякий случай, хотя лагерь тоже страшно было оставлять. А вчера мы встретили Диму.
Иола снова вскрикнула, я похолодел, а Соболь быстро спросил:
– Где именно?
– В универсаме. Мы с Сашей зашли туда, чтобы купить все по Вовкиному заказу, уже к кассам шли, когда его увидели. Димка ходил по рядам с тележкой, много чего набрал, но едва заметил нас, все бросил и пошел на выход. Я колебалась, не знала, стоит ли его догонять, а вот Саня сразу за ним метнулся.
– Ну да, а чего! – оживился Афанасьев, невысокий вихрастый парень, весь в конопушках даже зимой. И почему-то казалось, что он все время улыбается, наверное, из-за приподнятых уголков пухлого рта. – Я его в сквере догнал, ну и отнес на скамейку, а то ведь брыкался поначалу. Тут Миленка подбежала, и мы немного пообщались.
– Сначала он совсем какую-то чушь нес, мы даже перепугались, – тревожно покачала головой девушка. – Все про какой-то рваный мяч говорил, спрашивал, находили мы его или нет. Умолял не тащить его в лагерь, когда я пообещала, вроде успокоился. Сказал, что остался жить в этом городе, даже ходит в школу, представляете?
– Вот уж никогда бы не додумались там его искать, – проворчал Борис.
– Но ни за что не хотел говорить, на какие деньги живет и где. А я его напрямую спросила: ты что, воруешь? Или еще что похуже? Тогда он снова разорался, но сказал, мол, ничего такого, даже поклялся нам. А потом так вообще… – Милена махнула рукой и смолкла, опустив голову.
– Расплакался он, – безжалостно рубанул Афанасьев. – Сказал, что на него вышли какие-то люди, и он, в общем, теперь с ними. Потому что только они могут помочь, а иначе ему…
Он выразительно провел ребром ладони по горлу.
– Ну и стал говорить, чтобы мы делали ноги из города, подальше и побыстрее. Оказывается, он записку для нас в рваный мяч сунул и через ворота лагеря зафигачил. С предупреждением, чтобы уходили. Я этот мяч нашел потом, все верно, так и написал. Мы, понятное дело, сказали, что никуда не уйдем, пока вас четверых не дождемся. Он еще больше огорчился, когда узнал, что и вы, ребята, в Нижнем мире. Сказал, что, наверное, нет смысла вас ждать. А потом ушел.
– Вы его отпустили? – заорал я. – Но почему?
– Алеша, что мы могли поделать? – строго глянула на меня Милена. – Он свободный человек со всеми вытекающими.
– Ага, а фигли было искать его всю ночь напролет?!
– Это другое! – Ну конечно, Иоле тоже потребовалось озвучить свое мнение. – Тогда он был в ужасном состоянии, в шоке, без денег, с ним могло что угодно случиться. А теперь он хотя бы в относительном порядке.
– В каком порядке? Что это за люди, почему им занимаются, а? Да это в сто раз хуже
