Соболь же вперил в вошедшего настороженный взгляд.
– Н-не совсем, – решил я прояснить ситуацию. – Это Великий Жрец.
Недоумевающее молчание.
– Надеюсь, не тот, по чьей милости мы оказались здесь? – прищурился Эрик Ильич.
Флэмм отвечал с печальной усмешкой:
– Не тот, Эрик. Я – Тир-Убрель, последний законный Жрец этого мира, пребывающий к тому же в чужом теле.
– Так-так, очень интересно послушать.
Наш директор сложил руки на груди и с заинтересованным видом уселся на край каменной лежанки.
– Но сначала нужно понять, сколько времени у нас в запасе, – очень по делу вмешалась мадам Софи. – Нужно ли нам уходить как можно скорее или есть время обменяться впечатлениями?
Все посмотрели на биорда, который, забившись в угол, словно побитый пес, растирал свои ноги и старался не всхлипывать.
– Говори! – приказал ему Жрец, подбрасывая на ладони грозное оружие.
– До вечера сюда никто не придет, – прохныкал тот. – После вечерней мелодии появится охрана, чтобы проводить нас обратно во дворец. – И он с ужасом сжался в комок, поскольку Жрец напрягся и глубоко вздохнул при этих словах.
– Хорошо, будем считать, время есть, – кивнул Соболь. – Вы голодны? – и махнул рукой на каменный куб, заменяющий в камере стол, на котором стоял кувшин, несколько кружек, лежала половинка местного круглого хлеба фисташкового цвета, фрукты на блюде.
Я-то давно уже все это заметил и старался громко не сглатывать – есть хотелось зверски.
Мы с Иолой тут же отломили по куску хлеба и налили себе по кружке воды. Хлеб был вчерашний – сегодня охранники еще не успели доставить арестантам завтрак, – но все равно вкуснее любого пирожного на свете. Предложили и Жрецу, однако тот жестом отказался и начал рассказывать ту печальную историю, которую мы уже знали.
И все равно слушать было тяжело.
Мадам Софи с силой прижимала ладонь к губам, глаза блестели от слез. Соболь слушал очень внимательно, иногда вставлял краткий вопрос. Некоторые, как я догадался, были «на засыпку», но Жрец отвечал на них невозмутимо, не подавая виду, что догадался о проверке. После его рассказа на минуту в помещении повисла траурная тишина.
Потом Тир-Убрель добавил:
– Многое из случившегося пока что остается для меня загадкой. Но теперь у нас есть возможность кое-что прояснить. Этот, – он кивнул на притихшего биорда, – тоже был там.
Эрик Ильич развернулся к жалкой фигурке в углу и негромко спросил:
– Кто ты такой?
Кажется, вопрос поставил жалкое подобие биорда в тупик: он нервно завозился, косясь на пистолет в руках Жреца, и проныл:
– Я не знаю, господин.
– Не знаешь? Но хоть имя у тебя есть?
– Меня обычно называют Дижон.
– Ты родился здесь, в этом мире?
Биорд мелко затряс головой:
– Нет-нет!
– Где же?
– Не знаю.
– Как это?
– Мы жили на острове, вокруг была только вода, океан, – глотая слова, начал объяснять тот на своем ужасном наречии. – Там я родился, и остальные тоже. Потом нас привезли сюда.
Мадам Софи спросила взволнованным голосом:
– Кто еще был на острове? Другие Древние?
– Да, но мы так себя не называли, – потряс головой Дижон. – Иногда кого-то увозили с острова, и мы их больше не видели. Сестру мою увезли. А еще брата. Но его потом вернули.
– Увезли – кто?
– Люди, – с легким придыханием ответил биорд, будто говорил о богах.
– Люди? Такие, как мы? Атланты?
– Нет, об атлантах я только здесь в первый раз и услышал, – с простодушным видом сообщил бывший охранник. – Те были не такие сильные и быстрые. Но у них было оружие.
– И чем же вы занимались на том острове?
– Ну… просто жили… учились.
– Вот как? – оживился Соболь. – Чему именно? Каким наукам?
– Ну, быстро бегать, драться, пользоваться оружием, маскироваться, – принялся с заметным удовольствием перечислять Дижон. – Убивать быстро, убивать медленно, убивать…
– Довольно! – перебила мадам Софи. – Вы убивали себе подобных?
– Вообще-то, госпожа, это было запрещено. Но если нас становилось слишком много, то тогда нам разрешали убить некоторое количество. Или если кто-то нарушал правила. Или тех, кого возвращали назад. Вот и брата моего…
– Достаточно, – сказал Эрик Ильич. – Вернемся к этому позднее. В лагере все в порядке? Справились без нас?
И посмотрел на нас с Иолой. А мы поспешили отвести глаза. Нет, мы не справились.
Что-то дрогнуло в лице нашего директора, он тяжело перевел дыхание:
– Так, рассказывайте!
Я сразу решил, что возьму это на себя, с Иолы на сегодня и так хватит. Когда говоришь ровным голосом, просто перечисляешь факты – как-то легче рассказывать даже самые страшные вещи. И я был благодарен мадам Софи, что она сумела сдержаться, когда узнала про смерть Хонг. Я рассказал и про Женьку Карамыша, и про Альдонина, и про записку – все ведь могло иметь значение. Вкратце изложил события с того момента, как мы оказались в Черных Пещерах, и до этой самой минуты.
А потом замолчал, глядя себе под ноги.
Глава двадцатая
Что мы знаем о метакорпах
Повисла бесконечная мучительная пауза. Мадам Софи беззвучно плакала, кусая губы. – Все? – спросил меня директор.
Я подавленно кивнул. А Соболь обратился к жене:
– Так ты думаешь, это были метакорпы?
Мы с Иолантой моментально навострили уши.
– В это трудно поверить, но все указывает именно на них, – едва сумела выговорить женщина.
– Ты уже рассказывала о них на уроках?
– Пока нет. Раньше это не имело особого смысла. Что можно рассказать о тех, о ком нет никаких достоверных сведений? В книге, которую прислал мне на день рождения Великий Жрец, – она легонько кивнула Тир-Убрелю, – им была посвящена целая глава, и я планировала поговорить об этих невероятных созданиях на первом же уроке в новом полугодии.
– Вы о чем вообще? – не стерпел я.
И вопреки традициям Иола не изничтожила меня взглядом.
– Ни о чем, а о ком, Алеша, – произнес Соболь таким знакомым тоном, что, кажется, закроешь глава – и перенесешься в его кабинет. – В твоем рассказе самая странная и невероятная часть касается этих так называемых призраков, которых вы видели и в лагере, и в лесу. Так вот, скорее всего, это были метакорпы, еще один древний народ. Тебе доводилось что-то слышать о них в последнее время? – спросил он у Жреца.
Тот с озадаченным видом поднял и опустил исхудавшие плечи:
– Нет, лишь то, что мы знаем из книг и из уроков истории в наших школах. Метакорпы вписаны в Книгу памяти исчезнувших древних рас, мы поминаем их дважды в год. Вот и все.
– Впрочем, мы даже не знаем, как они сами себя называли, а «метакорпы» – название позднее, явно искусственное, – увлеченно продолжал Соболь. – Эта раса всегда существовала обособленно, селилась в непроходимых чащах или на горных плато. Правда, всегда в пределах досягаемости человеческого жилья. И редко, крайне редко вступали в контакт с другими разумными обитателями земли. Дело в том, что размер самого крупного представителя этого народа не превышает фаланги пальца ребенка.
– Люди размером с зерно! – завопил я. – Вы так сказали, когда первый раз говорили со мной о