Данко энергично помотал головой:

– Это невозможно. Во-первых, вы никогда не найдете проводника, который согласится на это. Во-вторых, в Черные Пещеры можно войти – но пути назад для вас больше не будет.

Васильев открыл рот для нового вопроса, однако флэмм уже вскочил на ноги:

– Принесу еще камней. А о том проклятом месте забудьте. Поймите, там нет вообще никакого закона! Туда ссылают преступников из нашего мира, тех, кто не поддается доброму влиянию и переубеждению. Не знаю, как на земле, а у нас не принято совершать экскурсии по тюрьмам.

Уха, сваренная на раскаленных камнях, была превосходной. Но мне, честно сказать, кусок не лез в горло. Я думал о том, что в этом симпатичном и правильном мирке я вряд ли узнаю что-нибудь о своей сестре и о Тасе. А вот в Черных Пещерах, возможно, найдутся ответы на мои вопросы. Но попасть туда без Данко нет никакой возможности, а он ясно дал понять, что не позволит нам даже приблизиться к окраинам этого мира.

Когда мы шли по лесу, я перебирал в уме все эти невеселые мысли. Может, попросить ребят вернуться домой, в лагерь? Вдруг Тася на самом деле где-нибудь в городе, в руках каких-то сволочей? А я гуляю по чудесному лесу, вместо того чтобы спасать ее. Еще и Ваньку с собой потащил.

Чья-то рука легла мне на плечо. Я оглянулся – Васильев смотрел на меня так, будто прочитал мои горькие мысли.

– Слушай, ты того… не падай духом, – сказал он. – Я все равно считаю, что о Ванькиной сестренке мы можем узнать только здесь. Попробуем поговорить о ней с Великим Жрецом.

– Что ты?! – перепугался я. – Это ведь большая шишка, станет он так запросто с нами трепаться.

– А я думаю, очень даже станет, – возразил Дима. – Ты же слышал, что сказал Данко: они расширяются, им нужна помощь. И Древним стоит быть с нами очень милыми, чтобы нам захотелось им помочь, верно?

– Ага, поможем им готовиться к войне, – вздохнул я. – Это не для меня. Ведь мы – люди, а там, наверху, наши родные и друзья. Наверное, мы должны что-то сделать, чтобы не допустить эту войну, не знаю…

– Ты же слышал, – нетерпеливо перебил меня Васильев, – война будет щадящей и почти без жертв. Люди уцелеют. О чем волноваться?

– Ну а если их превратят в рабов? Как-то несправедливо.

– Слушай, а справедливо, что эти существа сидят здесь, под землей, куда твои любимые люди их когда-то и загнали?! – вдруг разъярился Димка. – А теперь подумай о нас. Чему нас учат в лагере? Как скрывать от людей наши необыкновенные способности. Прикидываться лохами и слабаками. Вот Бриджит знает четыре сотни древних языков. Поступит она в свой Гарвард и будет заниматься тем, чтобы скрыть от людей существование этих самых языков. Да в наших интересах, чтобы война началась как можно скорее! Хотя можешь не дрожать: Соболь считает, что до войны еще не одно столетие пройдет.

– Почему? – встрепенулся я.

– Потому что Древним совсем неплохо живется в их мире, и они станут выжидать, пока сами люди их окончательно не допекут. А еще он загнул такую фразочку: «Только тот, кто вырос среди людей, может по-настоящему их ненавидеть». Древним этой ненависти явно не хватает.

Не могу сказать, что эти слова меня полностью успокоили. Но тут мы снова вошли в туннель, а вышли уже в другом селении. И здесь Данко объявил нам, что пора устраиваться на ночлег. Хотя понять время суток под этим лучезарным небом было невозможно, но по усталости ощущалось, что шли мы целый день. Взрослые всех рас выглядывали из окон и зазывали ребятишек домой.

Мы уже прошли половину поселка, когда вдруг со всех сторон полилась чудесная, просто волшебная мелодия. Мы начали крутить головами, пытаясь понять, откуда она берется. А Данко только ускорил шаг.

– Через десять минут небо погаснет, – сказал он. – Да и не слишком вежливо приходить в гости после закатной мелодии. Так что поторопитесь.

Вообще-то я думал, что ночевать мы будем в доме флэммов. Но друзья Данко оказались невидимками. Нас приветливо встретили две женщины, молодая и постарше. А потом с верхнего этажа с восторженными воплями примчались трое ребятишек. Они окружили нас и начали оживленно галдеть на своем языке. Бриджит вкратце сообщила мне, что дети рассказывают о школе и о занятиях в различных кружках. Одна маленькая девочка даже притащила гнездо с какими-то пестрыми яйцами. Но я, по правде говоря, больше думал о том, принято ли в этом мире угощать гостей ужином.

Оказалось, еще как принято. Женщины быстро накрыли стол, из кухни заструились потрясающие запахи. Нас отправили во двор мыть руки.

Дима и Ванька так торопились к столу, что задерживаться во дворе не стали. А вот Бриджит, едва вышла на улицу, так и застыла на месте, и я следом за ней. Дело в том, что наше небо в лагере никогда не гасло, и я уже почти забыл, что такое ночь. А теперь над нами было темное бархатное небо с россыпью звезд. Такое я видел в детстве, когда родители возили меня на юг. И даже воздух стал другой: более прохладный, душистый, в общем, ночной.

– Теперь я понимаю, почему они тут молиться готовы на своих ученых! – восторженно выдохнула Бридж. – Надо же как красиво!

Я был с ней полностью согласен. Если бы не разыгравшийся аппетит, смотрел бы на это небо бесконечно. И Иола чтоб налюбовалась вволю, она ведь художница, ей надо. Я решил, что выйду во двор еще раз после ужина.

– Заметил одну странность, Алеша? – вдруг спросила Бриджит.

– Ну, их вообще-то тут хватает, – осторожно ответил я. Не хотелось вдаваться в сложные вопросы на пустой желудок. А о пустяках Бридж никогда не болтала.

– Здесь мало мужчин, – сказала девочка. – Я слышала, в России мужчины умирают рано, но это ведь не совсем Россия, верно?

– Совсем не Россия, – уточнил я. – Только, по-моему, с мужчинами тут все в порядке. Я вообще их не слишком различаю. Только у флэммов сразу видно, кто есть кто. И у лоттов… когда удается разглядеть их головы.

Сказал – и тут же пожалел об этом. Лицо у Бриджит сделалось разочарованное, наверное, пожалела, что заговорила со мной на серьезную тему.

– Что ты, они совсем разные, – вздохнула она. – И одежда отличается.

– Да, точно, – попытался я спасти положение. – Только… тут есть мужчины…

– До определенного возраста. Много мальчиков и мужчин до тридцати. А потом они словно исчезают куда-то. Стариков я не видела вообще. Как ты думаешь, куда они деваются?

Я не имел ни малейшего понятия. Но мне почему-то стало тревожно. Хотя к