Глава 9

В комнатах меня ждет Таттерфелл, и ее жучьи глаза смотрят неодобрительно – она нашла штаны Кардана на моем диване.

– Значит, вот как ты живешь, – бурчит маленькая чертовка. – Червяк в коконе бабочки.

В ее брюзжании есть что-то уютно знакомое, но это не значит, что оно мне нравится. Отворачиваюсь, чтобы она не видела моего смущения из-за беспорядка. Не говоря уже о том, как это все выглядит со стороны и на какие мысли наводит.

Таттерфелл поклялась служить Мадоку, пока не отработает некий старый долг чести, а значит, не могла попасть сюда без его ведома. Может, она и заботилась обо мне с тех пор, как я была ребенком – расчесывала волосы, чинила платья и нанизывала на нитку ягоды рябины, чтобы меня не зачаровали, – но оставалась верна Мадоку. Думаю, по-своему она привязалась ко мне, но я никогда не путала ее чувства с любовью.

Вздыхаю. В моих покоях убрались бы дворцовые слуги, если бы я позволила, но тогда они мешали бы моему досугу или рылись в бумагах, не говоря уже про яды. Нет, лучше запереть дверь на запор и спать в грязи.

Из спальни доносится голос сестры:

– Ты рано вернулась. – Она показывается в дверях, держа в руках охапку нарядов.

«Кто-то, кому ты веришь, уже предал тебя».

– Как ты вошла? – спрашиваю я. Когда мой ключ проворачивался в замке, я ощутила легкое сопротивление. Запорный механизм потревожили. Меня учили воровскому искусству отмыкания дверей, и пусть я в нем не преуспела, но могу по крайней мере сказать, лазал кто-нибудь в замок или нет.

– О, – говорит Тарин и смеется. – Я притворилась тобой и сняла копию с твоего ключа.

Мне хочется пнуть ногой в стену. Наверняка все знают, что у меня есть сестра-близняшка. Наверняка всем известно, что смертные умеют лгать. Неужели нельзя было задать какой-нибудь каверзный вопрос, прежде чем предоставлять ей доступ в дворцовые покои? Честно говоря, я сама частенько лгу, и мне все сходит с рук. Трудно винить Тарин в том, что она поступает так же.

К несчастью, именно сегодня, когда Тарин вломилась в мои комнаты, на ковре валяются одежды Кардана и на низком столике – кучка окровавленных бинтов.

– Я попросила Мадока подарить остаток долга Таттерфелл тебе, – объявляет Тарин. – И принесла все твои платья, верхнюю одежду и украшения.

Я смотрю в чернильные глаза импа:

– Хочешь сказать, она будет шпионить за мной для Мадока?

Таттерфелл поджимает губы, и я вспоминаю, как больно она щипается.

– Какая ты противная и подозрительная девчонка. И тебе не стыдно говорить такое?

– Я благодарна тебе за те времена, когда ты была добра ко мне, – отвечаю я. – Если Мадок передал мне твой долг, считай, что он давно уплачен.

Таттерфелл недовольно хмурится:

– Мадок пощадил моего возлюбленного, когда по праву мог забрать его жизнь. Я дала обет, что буду сто лет служить ему, и этот срок почти на исходе. Не обесценивай моей клятвы. Неужели ты думаешь, что можешь перечеркнуть ее мановением своей руки?

Меня ранят ее слова.

– Ты жалеешь, что он отослал тебя?

– Пока нет, – отвечает Таттерфелл и возвращается к работе.

Иду в спальню и забираю со стола окровавленные тряпки Кардана, пока Таттерфелл не увидела. Оказавшись у камина, бросаю их в огонь. Пламя ярко вспыхивает.

– Итак, – обращаюсь к сестре, – что ты мне принесла?

Она указывает на кровать, где на измятых простынях разложены мои старые одежды. Странно видеть вещи, которыми я несколько месяцев не пользовалась. Их с одобрения Орианы покупал мне Мадок. Блузки, халаты, боевое облачение, дублеты. Тарин принесла даже домотканое платье, в котором я шныряла по Холлоу-Холлу, и одежду для тайных посещений мира смертных.

Смотрю на эти вещи и вижу человека, который и я, и одновременно не я. Ребенка, который ходил в школу и не думал, что то, чему там учат, для чего-нибудь пригодится. Девушку, которая хотела произвести впечатление на отчима, мечтала о месте при Дворе и верила – и верит до сих пор – в такое понятие, как честь.

Не уверена, что смогу во все это влезть.

Тем не менее вешаю одежды в шкаф рядом со своими черными камзолами. Внизу стоит единственная пара черных сапог.

Открываю коробку с драгоценностями. Сережки, подаренные на мой день рождения, золотой браслет, три кольца – одно с рубином, его преподнес мне Мадок на праздник кровавой луны, другое с его гербом, даже не помню, когда его получила, и тонкое золотое колечко, презентованное Орианой. Ожерелье из резного лунного камня, куски кварца, резная кость. Кольцо с рубином надеваю на палец левой руки.

– А еще я сделала несколько эскизов, – говорит Тарин, достает лист бумаги и устраивается на моей постели, скрестив ноги. Обе мы не великие художницы, но рисунок с моделью одежды понять не сложно. – Хочу отнести их своему портному.

Сестра изобразила меня в черных жакетах с высокими воротниками и юбках с разрезами по бокам, чтобы легче было двигаться. Плечи смотрятся так, словно они армированные; на нескольких набросках рукава блестящие, словно бы металлические.

– Размер они смогут снять с меня, – предлагает Тарин. – Тебе даже на примерки приходить не нужно.

Исподволь рассматриваю сестру. Тарин не любит конфликты. Со всеми ужасами и неурядицами нашей жизни она справляется очень просто – немедленно приспосабливается к ним, как те ящерицы-хамелеоны, что меняют окраску под окружающую среду. Она – человек, знающий, как одеваться и как себя вести, потому что внимательно изучает тех, с кем общается, и подражает им.

Тарин умеет подобрать наряд так, чтобы он содержал некое послание – даже ее рисунки предупреждают: «Держись от меня подальше, а не то отрублю тебе голову». Не то чтобы я не верю в ее стремление помочь, но с учетом того, что ее собственная свадьба уже не за горами, она тратит на меня слишком много времени.

– Ладно, – говорю я. – Чего ты хочешь?

– О чем ты? – изображая невинность, спрашивает она.

– Ты хочешь, чтобы мы снова стали подругами, – объясняю я. – Я это ценю. Хочешь, чтобы я пришла на твою свадьбу, и это здорово, потому что мне хочется на ней побывать. Но ты… ты делаешь для меня слишком много.

– Я умею быть милой, – отвечает она, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Жду. Некоторое время мы обе молчим. Знаю, что Тарин видела разбросанную на полу одежду Кардана и ни о чем в связи с этим не спросила. Мне уже тогда следовало догадаться, что она чего-то хочет.

– Хорошо. – Сестра вздыхает: – Дело не такое уж важное, но кое о чем мне хотелось бы с тобой поговорить.

– Только без шуток. – Я невольно улыбаюсь.

Тарин бросает на меня напряженный взгляд.

– Я не хочу, чтобы Локк был Магистром Увеселений.

– И я не хочу.

– Но ты же можешь что-то сделать! – Она теребит пальцами юбки. – Он жаждет драматических переживаний. И как Магистр Увеселений