Крысы бешено сопротивлялись, но Серафина держала крепко. Это умение пришло к ней не сразу, но постепенно она поняла: если уж поймала, то вцепись и держи изо всех сил несмотря ни на что, не обращая внимания на острые когти и чешуйчатые хвосты, которые норовят обвиться вокруг твоей руки, словно гадкие серые змеи.

После нескольких мгновений яростной борьбы подуставшие крысы осознали, что им не вырваться. Обе затихли, подозрительно уставившись на нее черными глазками-бусинками. Укусившая крыса дважды обвила длинный чешуйчатый хвост вокруг руки Серафины и явно готовилась к новому рывку.

— Даже не пытайся, — предупредила она.

Укус еще кровил, и у нее не было никакого желания продолжать эту крысиную возню. Серафину кусали и раньше, и это всегда ее злило.

Крепко сжимая мерзких тварей в кулаках, она пошла по коридору. Приятно было еще до полуночи поймать двух крыс, особенно таких, — они были из тех гадин, что прогрызали мешки с зерном и скидывали яйца с полок, чтобы слизать растекшееся по полу содержимое.

Поднявшись по старым каменным ступеням, Серафина выбралась во двор, а затем прошла насквозь через поместье до самой опушки леса и только тогда швырнула крыс в палую листву.

— Убирайтесь и не вздумайте вернуться, — крикнула она. — В следующий раз я буду не так любезна!

Крысы стремительно прокатились по земле, затем замерли, дрожа и ожидая смертельного броска. Но броска не последовало, и они изумленно обернулись.

— Сматывайтесь, пока я не передумала, — пригрозила Серафина.

В мгновение ока они исчезли в высокой траве.

Бывали времена, когда пойманным крысам везло гораздо меньше, чем этим двум, когда она оставляла мертвые тушки возле отцовской кровати, чтобы он увидел результаты ее ночной работы. Но это было тысячу лет назад.

С раннего детства Серафина внимательно наблюдала за мужчинами и женщинами, которые трудились в подвальных помещениях, и знала, что каждый из них выполняет определенную работу. Обязанностью отца было чинить обычные и грузовые лифты, оконные механизмы, систему отопления и другие механические приспособления, от которых зависела жизнь особняка в двести пятьдесят комнат. Он также следил за работой органа в Большом банкетном зале, где мистер и миссис Вандербильт устраивали балы. Кроме ее отца в доме имелись повара, кухарки, угольщики, трубочисты, прачки, кондитеры, служанки, лакеи и прочие, и прочие.

Когда Серафине было десять лет, она спросила:

— Па, а у меня тоже есть своя работа, как у всех остальных?

— Ну конечно, есть, — ответил он.

Но Серафине не верилось: он говорил так, чтобы не огорчать ее.

— Ну и что это за работа? — не отставала она.

— Это очень важное дело, которое никто не способен выполнить лучше тебя, Сера.

— Ну скажи, па. Какое это дело?

— Полагаю, тебя можно назвать С.Г.К. Билтморского поместья.

— Что это значит? — взволнованно спросила она.

— Ты Самый Главный Крысолов, — ответил он.

Может, отец и пошутил тогда, но его слова запали девочке в душу. Даже сейчас, через два года, она помнила, как задохнулась от волнения, как расплылась в горделивой улыбке, услышав слова: Самый Главный Крысолов. Ей понравилось, как это звучит! Общеизвестно, что грызуны — бич сельских поместий вроде Билтмора, с их кладовыми, амбарами и клетями. И Серафина действительно с малых лет выказала врожденный талант к ловле хитрых четвероногих вредителей, которые гадят, воруют еду и ловко обходят расставленные взрослыми неуклюжие ловушки и приманки с ядом. Она легко расправлялась с робкими пугливыми мышками, в самый ответственный момент терявшими голову от страха. А вот за крысами приходилось гоняться каждую ночь, и именно на них Серафина отточила свои способности. Сейчас ей было двенадцать. И она была — С.Г.К. Серафина.

Пока девочка следила за улепетывавшими в лес крысами, ее охватило странное чувство. Ей хотелось рвануть за ними следом, увидеть то же, что видели они под листьями и ветками, обегать все холмы и долины, исследовать ручьи и другие чудеса. Но папаша строго-настрого запретил ей соваться в лес.

— Там обитают темные существа, — повторял он снова и снова. — И неведомые силы, которые могут причинить тебе вред.

Стоя на опушке, Серафина вглядывалась в сумрак за деревьями. Она слышала множество историй о людях, заблудившихся в лесу и не вернувшихся назад. Интересно, что за опасности подстерегали их там? Колдовство, черти, кошмарные звери? Чего или кого так боится отец?

Она могла до бесконечности препираться с папашей без всякой цели и на любую тему — из-за того, что отказывалась есть овсянку, спала днем и охотилась ночью, подсматривала за Вандербильтами и их гостями, — но они никогда не обсуждали лес. Серафина знала, что про лес папаша говорит всерьез. Она понимала, что иногда можно дерзить и не слушаться, но порой надо сидеть тихо и делать, что велят, — если хочешь жить.

Чувствуя себя странно одинокой, она отвернулась от леса и посмотрела на поместье. Луна висела над покрытыми черепицей островерхими крышами и отражалась в стеклянном куполе зимнего сада. Над горами перемигивались звезды. Трава, деревья и цветы на ухоженных газонах сияли в лунном свете. Серафина видела все до мельчайших подробностей — каждую жабу, и ящерицу, и других ночных тварей. Одинокая птица-пересмешник пела на магнолии вечернюю песню, а птенцы колибри в крошечном гнезде на вьющейся глицинии чуть слышно шебуршились во сне.

При мысли, что все это помогал строить ее отец, Серафина немного приободрилась. Он был одним из сотен каменщиков, столяров и прочих мастеров, которые много лет назад спустились в Эшвилл с окрестных гор, чтобы возвести поместье Билтмор. С тех пор папаша так и присматривал за техникой. Но каждую ночь, когда остальные работники подвальных помещений расходились по домам и семьям, папаша с Серафиной прятались среди паровых котлов и механизмов в мастерской, как безбилетные пассажиры в машинном отделении огромного судна. Дело в том, что им некуда было идти, у них не было дома, где бы их ждали родные. Когда Серафина спрашивала папашу о маме, он отказывался говорить. Так что у них — у Серафины с папашей — совсем никого не было, и, сколько она себя помнила, они всегда жили в подвале.

— Па, почему мы не живем в комнатах вместе с остальными слугами или в городе,