И Серафина мысленно с ним согласилась. Брэден был так же верен Гидеану, как Гидеан ему. Они были друзьями, и ей это нравилось. Потом она подумала о бедной пропавшей девушке и том, что могло с ней приключиться.

— Анастасия Ростонова… — Она повторила вслух необычное имя.

— Дочка мистера Ростонова, русского посла, — пояснил Брэден. — Она говорила, что у русских женщин фамилия всегда оканчивается на «а».

— А как она выглядела? — Серафина хотела знать точно, чтобы не путать между собой этих богатых похищенных девушек.

— Высокая, хорошенькая, с длинными черными кудрями. Носит нарядные красные платья, в которых очень неудобно ходить.

— Вы думаете, она пропала так же, как Клара Брамс? — спросила Серафина.

Брэден хотел ответить, но Серафину вдруг отвлекло мелькание за окнами экипажа. С обеих сторон проносились деревья: карета ехала по узкой проселочной дороге через лес. Тот самый густой темный лес, в который папаша строго-настрого запретил ей ходить. Тот самый лес, в котором она родилась. Серафина почувствовала, как покрывается гусиной кожей.

— А куда мы все-таки едем?

— Мои тетя и дядя беспокоятся за меня, поэтому решили отправить с ночевкой в Эшвилл к Вэнсам, чтобы со мной ничего не случилось. А Крэнкшода приставили для охраны.

— Не самый умный поступок, — брякнула Серафина. Это было не очень вежливо, но почему-то ей нравилось тянуть время и не говорить Брэдену главное.

— Я его терпеть не могу, — согласно кивнул Брэден. — Но дядя во всем на него полагается.

Теперь в окно был виден только лес: он закрывал и солнце, и линию горизонта. Перед Серафиной проплывали огромные старые деревья, черные, дряхлеющие. Они росли так близко, что девочка с трудом могла догадаться, где заканчивается одно и начинается другое. Место было мрачное и жуткое, сюда не хотелось забрести даже мимоходом, тем более — жить здесь. И все же что-то в этом лесу влекло и волновало Серафину.

Потом она вдруг вспомнила Билтмор, и у нее упало сердце. Папаша станет гадать, почему она не пришла к ужину. «Сегодня я не буду есть ни курицу, ни овсянку, па, извини, — подумала она. — Постарайся не беспокоиться за меня». Еще вчера она жила обычной жизнью, ловила в подвале крыс, а сейчас вдруг все встало с ног на голову.

Оторвав взгляд от окна, Серафина наконец-то повернулась к Брэдену и, сглотнув ком в горле, заговорила:

— Я должна рассказать кое-что…

— А почему я тебя никогда раньше не видел? — перебил вдруг он.

— Что? — растерялась Серафина.

— Откуда ты?

— Н-да, хороший вопрос, — хмыкнула она. В голове тут же всплыла кучка мертвых существ, среди которых ее нашел папаша.

— Я серьезно. — Он не сводил с нее глаз. — Почему я не видел тебя раньше?

— Может быть, не там смотрели? — съехидничала Серафина, чувствуя себя припертой к стенке.

Но, заметив его взгляд, девочка поняла, что он так просто не отстанет. В висках у нее застучало, мысли начали путаться. Зачем он задает все эти проклятые вопросы?

— Ну ладно, а вы откуда? — спросила Серафина, надеясь сбить его с толку.

— Ты же знаешь, что я живу в Билтморе, — мягко сказал Брэден. — Я спрашиваю про тебя.

— Я… я… — забормотала она, опустив голову. — Может, вы видели меня раньше, да забыли.

— Я бы тебя запомнил, — спокойно заметил он.

— Ну, может, я приехала погостить на недельку, — слабо проговорила она, не отрывая глаз от пола.

Но его было не провести.

— Пожалуйста, скажи, где ты живешь, Серафина, — твердо сказал он.

Он произнес ее имя так, словно обладал какой-то властью над ней. Она послушно подняла голову и встретилась с ним взглядом. Наверное, зря: Брэден смотрел так настойчиво, будто колдовством пытался заставить ее сказать правду.

— Я живу у вас в подвале, — проговорила Серафина.

И сама испугалась того, что произнесла это вслух. Брэден молчал, лицо его выражало растерянность, и Серафина чувствовала, что своим признанием породила множество вопросов.

Девочка сама не понимала, как проговорилась. Слова будто против воли соскользнули с языка.

И их уже не вернуть. «Пожалуйста, прости меня, папаша». Она все испортила. Сломала им жизнь. Теперь папашу уволят. Их вышвырнут из Билтмора, и им придется побираться на улицах Эшвилла, выпрашивая объедки. Никто не примет на работу человека, обманувшего предыдущего нанимателя, тайком поселившегося у него в подвале и таскавшего еду для своей дочери, у которой всего восемь пальцев. Никто.

Серафина посмотрела на Брэдена.

— Пожалуйста, не говори никому… — тихо попросила она.

Но девочка понимала, что ей нечем защищаться — на этот случай у нее нет когтей. Если Брэден захочет, он может рассказать их с отцом секрет кому угодно — мистеру Крэнкшоду, мистеру Бозману, даже мистеру и миссис Вандербильт. И тогда налаженной жизни в Билтморе придет конец. Вполне возможно, их отправят в тюрьму за кражу еды — за двенадцать лет они с отцом, верно, поели немало хозяйских запасов.

Брэден уже открыл рот, чтобы ответить, но тут лошади громко заржали, и экипаж резко остановился. Серафину швырнуло к противоположной стенке прямо на Вандербильта. Гидеан вскочил и бешено залаял.

— Что-то случилось, — воскликнул Брэден, отодвигая девочку, и распахнул дверцу.

Вокруг царила непроглядная тьма.

Серафина навострила уши, но ее сердце колотилось так громко, что она ничего не слышала. Тогда она постаралась успокоиться и снова прислушалась. В лесу стояла мертвая тишина. Не было слышно ни сов, ни лягушек, ни насекомых, ни птиц — ни одного обычного ночного звука, к которым привыкла Серафина. Только тишина.

Как будто все до единого живые существа попрятались, спасая свою жизнь. Или уже были мертвы.

— Мистер Крэнкшод? — неуверенно позвал Брэден.

Никакого ответа.

Волоски у Серафины на затылке встали дыбом. Брэден высунулся из кареты, чтобы взглянуть на место кучера.

— Там никого нет! — ошеломленно сказал он. — Они оба ушли!

Четыре лошади по-прежнему были впряжены в экипаж, но сам он замер посреди дороги. В самой чаще леса.