– Опять же нет, Лавр Георгиевич. Имей мы к началу войны всю свою нынешнюю артиллерию, пулемёты, минометы и авиацию, имей мы тогда сегодняшний запас снарядов и патронов, то однозначно закончили бы войну в четырнадцатом году, мощным наступлением на Берлин, до которого было тогда рукой подать.
– Тогда что же заставляет вас сомневаться в наших нынешних силах и в чём причина вашей неуверенности в канун великих дел?
Николай Николаевич блеснул пенсне и, собравшись с духом, произнес:
– На данный момент я имею все основания считать, что у нас с нашими союзниками совершенно разные цели и пути их достижения.
Услышав эти слова, Верховный отставил в сторону недопитый чай и, поддавшись вперед, с интересом в голосе попросил:
– Излагайте факты, которые заставляют вас так утверждать.
Начштаба в очередной раз за день потёр свои вечно мерзнущие руки и, встав во весь рост, заговорил тихим, но вместе с тем уверенным голосом:
– Видите ли, в чём дело, Лавр Георгиевич. Я больше двух месяцев работал над секретными материалами времен начала войны и пришёл к малоутешительному для всех нас выводу. Нашу многострадальную страну в эту кровавую бойню ловко и цинично, прикрываясь громкими лозунгами панславянизма, втянули только ради выгоды Англии и Франции. Определенные круги Запада очень удачно использовали столь любимую идею покойного государя-императора Александра Николаевича о великой роли России в сплочении вокруг себя всех славянских народов. Играя на чувствах русского народа к сербам, они столкнули лбами Россию и Германию, только ради устранения немцев, как главного торгового конкурента в Европе, и полного ослабления нашей державы, на плечи которой господа союзники возложили главное военное бремя боевых потерь. И это им прекрасно удалось, сейчас мы имеем потери убитыми, ранеными и пленными вдвое больше, чем все остальные союзники, вместе взятые.
Если отбросить в сторону всю эту словесную шелуху о славянском братстве и союзническом долге перед Антантой, то сразу выяснится, что у нас нет большой цели, ради которой стоило участвовать в этой жестокой войне. Вспомните последнюю русско-турецкую войну, когда ради высоких слов о славянском братстве мы положили кучу солдат, даровав свободу Румынии, Болгарии, Сербии и Греции, и что же в конечном результате мы получили? Ничего. Никто из них не пожелал объединяться с Россией в один славянский союз, предпочтя нам Запад. Сегодня Болгария в числе наших врагов, Румыния и Греция присоединились к Антанте после нажима Лондона и Парижа, а Сербия только требует помощи себе. Что мы получили тогда за жизнь и кровь наших людей? Устье Дуная, отобранное в Крымскую войну, и несколько армянских городков, тогда как главную цель войны – проливы и Константинополь – нам не позволили взять англичане, хотя Скобелев был в шаге от них и требовал их захвата, несмотря ни на что. Ничуть не удивлюсь, если нечто подобное произойдет с нами после окончания войны.
– Черчилль телеграммой месяц назад лично заверил меня в готовности Англии уступить нам Дарданеллы после подписания мира, а английский посол подтвердил эти слова на нашей последней встрече.
– А о том, что после окончания войны нам придется расстаться с Польшей и Финляндией, они с вами ещё не говорили? Об этих планах господ союзников я узнал, разбирая стенограммы их переговоров с Керенским. Послы Антанты лихо давили на господина премьера, и он покорно согласился на это, одновременно отдав приказ о летнем наступлении.
– Он всегда был тряпкой и краснобаем, – презрительно бросил Корнилов, покинув кресло и встав лицом перед широкомасштабной картой России на стене кабинета, – доведя страну до ручки, он на все был согласен.
– Да, Керенский – дрянь, и союзники могли требовать от него очень многого в обмен на свою помощь, однако отторжением Польши и Финляндии они не собирались ограничиваться.
Корнилов с удивлением оторвал глаза от карты и посмотрел на Духонина:
– Поясните ваши слова.
Генерал, не торопясь, подошел к своему письменному столу и, выдвинув средний ящик, достал из него несколько страниц машинописной бумаги, сколотых скрепкой.
– Это доклад генерала Игнатьева из Парижа. Его агентура смогла достать секретный план Англии и Франции по России в случае падения правительства Керенского и возникновения анархии в стране.
В вагоне повисла напряженная тишина. Духонин протянул Верховному документ, но тот сделал защитный жест рукой, словно не желал брать в руки какую-то мерзость.
– Скажите коротко своими словами.
– Господам союзникам не нужна сильная и единая Россия. Они решили расчленить её на несколько частей, и отхождение Польши, Финляндии, а затем Украины были только первыми шагами в их плане. В этом плане предусмотрен более широкомасштабный развал России, после чего нам было бы позволено иметь в своем составе только Урал, Поволжье и центральную европейскую часть. Все остальные земли поделены на зоны влияния: Прибалтика, Кавказ и Средняя Азия отходят к Англии; Украина и Белоруссия – Франции; Сибирь и Дальний Восток – японцам и американцам. Для поддержания порядка в случае анархии в стране намечалась большая интервенция господ союзников: в Мурманске высадились бы англичане и французы, на Кавказе – англичане и персы, во Владивостоке – японцы и американцы. При этом союзники продолжали бы использовать нас как пушечное мясо, принудив удерживать любой ценой германский фронт, ради сковывания главных сил противника. Они тоже прекрасно понимают, что война уже проиграна Германией и что её капитуляция – лишь дело времени. Весь вопрос, кто заплатит большую цену последнего шага.
По данным нашей разведки, этим летом немцы собираются начать решительное наступление на Париж. Гинденбург и Людендорф идут ва-банк, им терять нечего. Объединенное союзное командование желает, чтобы мы своим летним наступлением максимально оттянули на себя войска кайзера и тем самым ослабили силу немецких армий. Тогда они спокойно смогут отразить наступление врага, а затем сами перейдут в наступление против обескровленных немцев и, прорвав их оборону, заставят кайзера капитулировать. Для этой цели в качестве пушечного мяса они использовали бы наш экспедиционный корпус, свои колониальные войска и американцев, при этом сохранив в неприкосновенности свои главные силы.
Корнилов молча вслушивался в страшные слова собеседника, каждое из которых было смертельным приговором тем отношениям, которые за долгие годы войны сформировались по отношению к союзникам, как к «братьям по оружию». Переборов в себе отвращение и горечь, он взял в руки меморандум Игнатьева и углубился в чтение, от чего лицо Верховного становилось то бледным, как бумага, то красным, как кумач. Прочитав несколько страниц, он бросил доклад на стол и, передернув плечами, спросил без всякой надежды:
– Возможно ли, что это фальшивка, умело состряпанная немцами, чтобы поссорить нас перед своим последним часом?
– Нет, Лавр Георгиевич. Игнатьев полностью ручается за достоверность своего источника во французском министерстве. Он разрабатывал его несколько лет,