По просьбе жнеца мать принесла какой-то напиток, а потом принялась делать все от нее зависящее, чтобы этот обед оказался лучшим из тех, которые она когда-либо подавала гостям. Стряпня вовсе не была ее коньком. Обычно она возвращалась с работы такой усталой, что ее хватало только на то, чтобы на скорую руку приготовить для детей что-нибудь немудрящее. Сегодня же сами их жизни зависят от ее сомнительных кулинарных навыков. А как же отец? Придет ли он домой вовремя, или же «урожай» в его семье будет собран в его отсутствие?
Как ни была Ситра напугана, ей не хотелось оставлять жнеца наедине с его мыслями, а потому она проследовала за ним в гостиную. Бен, испытывавший страх пополам с восхищением, присел с ней рядом.
Наконец гость представился. Его именовали Досточтимый жнец Фарадей.
– Мм… Я как-то делал в школе доклад о Фарадее, – сказал Бен, и его голос дрогнул лишь единожды. – Вы назвали себя в честь реально крутого ученого.
Жнец Фарадей улыбнулся.
– Мне радостно думать, что я выбрал достойного Отца-покровителя. Как и многие ученые, Майкл Фарадей при жизни был недооценен, хотя наш мир без него не стал бы тем, чем он стал сейчас.
– Мне кажется, вы у меня есть в коллекции жнецов, – продолжал Бен. – На карточках. У меня есть почти все Мидмериканские жнецы. Только на карточке вы моложе.
Гостю было, очевидно, около шестидесяти, и хотя его волосы поседели, бородка все еще отдавала солью с перцем. Редко кто из людей доводил себя до такого возраста. Обычно возврат в более юную физическую оболочку происходил гораздо раньше. Ситре было интересно – а какой же у гостя действительный возраст? Сколько лет он уже занимается «жатвой»?
– Это ваши реальные годы, или вы нарочно выбрали внешность конца периода? – спросила она.
– Ситра! – охнула мать, едва не выронив только что снятую с плиты кастрюлю. – Что за бестактность, дочь?
– Я люблю прямые вопросы, – сказал жнец. – Это честные вопросы, а потому я дам честный ответ. Признаюсь, я сделал уже четыре полных разворота. Мой истинный возраст – где-то около ста восьмидесяти лет, хотя точную цифру я забыл. Недавно я выбрал эту почтенную внешность, поскольку те, к кому я прихожу в таком виде, чувствуют себя более комфортно.
Он рассмеялся.
– Они видят во мне мудреца, – закончил он.
– Вы к нам пришли, чтобы заняться «жатвой»? – выпалил вдруг Бен.
По лицу жнеца Фарадея скользнула едва различимая улыбка.
– Я пришел на обед, – ответил он.
Отец Ситры появился перед самым обедом. Мать, вероятно, успела рассказать ему о госте, и эмоционально отец был гораздо более подготовлен, чем прочие члены семьи. Войдя, он сразу направился к жнецу, пожал ему руку, попытался изобразить радушие, выказать гостеприимство – хотя такая степень притворства ему явно претила.
Ели в неловком молчании, которое время от времени прерывалось словами жнеца:
– У вас милый дом!
– Какой душистый лимонад!
– Это, вероятно, самая вкусная зити из тех, что запекают в Мидмерике.
И хотя он говорил лестные для хозяев вещи, его голос сейсмическим ударом отдавался в спинах сидевших за столом.
– Я раньше не видел вас в наших краях, – наконец сказал отец Ситры.
– В этом нет ничего странного, – ответил жнец. – Я не отношусь к публичным фигурам, каковыми предпочитают выставлять себя многие другие жнецы. Им приятны огни рампы; я же считаю, чтобы правильно выполнять нашу работу, нужна некая анонимность.
– Правильно? – сама мысль заставила Ситру ощетиниться. – Разве может быть правильный способ «жатвы»?
– Как тебе сказать? – начал жнец. – Во всяком случае есть неправильные способы.
И больше не стал ничего говорить, продолжая с удовольствием поглощать зити.
Наконец, когда обед уже подходил к концу, жнец сказал:
– Расскажите мне о себе.
Это не являлось просьбой или простым вопросом. Истолковать слова жнеца можно было только одним способом: это приказ. Ситра не знала, является ли этот вопрос частью того танца смерти, который он исполняет, или жнец действительно заинтересован. Но ведь он знал их всех по имени, когда явился к ним в квартиру; конечно же он заранее узнал про них и все остальное. Зачем тогда спрашивать?
– Я занимаюсь историческими исследованиями, – сказал отец.
– Я инженер по производству синтетической еды, – проговорила мать.
– И тем не менее вы приготовили все это из простых ингредиентов, – произнес жнец, удивленно подняв брови.
Мать положила вилку.
– Это синтетические ингредиенты, – пояснила она.
– Да, но если мы можем синтезировать что угодно, – сказал жнец, – зачем нам нужны инженеры по производству синтетической пищи?
Ситра увидела, как кровь буквально отхлынула от лица матери. Но на ее защиту тут же встал отец, решивший бороться за жизнь своей жены:
– Всегда есть возможность совершенствовать процессы!
– Да, – вставил словечко Бен. – И у папы работа очень важная.
– Что? Исторические исследования? – жнец пренебрежительно тряхнул вилкой. – Прошлое никогда не меняется. И, насколько я это вижу, будущее тоже.
Родителям и брату было явно не по себе от замечаний жнеца. Ситра же понимала, что тот имеет в виду. Развитие цивилизации было завершено. Все это знали. В том, что касалось человеческой расы, все было известно, и узнать нечто новое не представлялось возможным. А это означало, что ни один человек не мог быть более значимым, чем другой или другие. По сути, если исходить из общего плана бытия, все были в равной степени бесполезны. Именно это имел в виду жнец, и это приводило Ситру в ярость, поскольку – на определенном уровне понимания проблемы – она знала, что он абсолютно прав.
Ситра легко выходила из себя, и это знали все. Она взрывалась, не дожидаясь повода, и остывала уже после того, как наломает дров. Сегодняшний день не был исключением.
– Зачем вы это делаете? – выпалила она. – Вы ведь пришли, чтобы лишить кого-то из нас жизни, верно? Забирайте того, кто вам нужен, и перестаньте нас мучать.
– Ситра! Что ты делаешь? – голос матери дрожал. – Нужно уважать людей!
– Нет! Он пришел к нам исполнить свою работу. Пусть и занимается ею. Он давно решил, кто ему нужен. Жнецы всегда заранее знают, что им делать – еще до того, как переступят порог дома!
Но жнеца, казалось, совсем не смутили слова Ситры.
– Некоторые из нас действительно знают, – сказал он спокойно, – а другие нет. У каждого свои правила.
Бен плакал. Отец обнял его за плечи, но мальчик был безутешен.
– Да, жнецы вынуждены заниматься «жатвой», – покачал головой Фарадей. – Но нам нужно также есть, спать, вести с кем-то простые разговоры.
Ситра схватила его пустую тарелку и отставила в сторону.
– Обед закончен, и вам пора уходить, – почти прокричала
